Горбун
Шрифт:
— А хорошо было с ним целоваться? — спросила я.
Она запнулась, но потом резко сказала:
— Сама виновата!
Мне стало смешно, а Ира, видя, что я отношусь к её поступку спокойно, ответила:
— Очень хорошо! Ты представить себе не можешь, как хорошо! А ты променяла его на старика Чарльза!
— И на ипподром, — добавила я. — Представь себе, что ни одна из моих лошадей не пришла к финишу в первой тройке.
— Мне бы твои заботы! — с чувством сказала Ира.
У неё заботы были, действительно, пострашнее, но мне слишком понравился
— Я купила Андре Жида, — похвалилась я.
— Что это? Духи? Хорошо пахнут?
— Французский писатель.
Ире мои восторги были чужды.
— Иди спать, — разочарованно ответила она. — Я ужасно устала.
Лёжа в постели я полистала книгу, начала читать первый роман, незаметно для себя вчиталась и опомнилась, когда часы показывали первый час ночи. Прошлую ночь я спала плохо, так что не мешало бы мне, не теряя времени даром, выключить свет, но меня стали одолевать мысли о Дружинине, потом о моём вымышленном горбуне, завертелись сцены из будущей повети, а этого я вынести уже не могла и начала заносить в тетрадь то наброски и отдельные эпизоды, а то и обстоятельное изложение созданных моим воображением событий. Я остановилась, лишь когда ощутила, что голова моя полна сюжетов, один грандиознее другого, но что-то содержится в них странное, не совсем соответствующее характерам героев и здравому смыслу. Я погасила свет и довольно скоро заснула, но даже в полудрёме передо мной мелькали мои герои.
На следующий день позвонил Ларс, и Ира засобиралась к его тётке.
— Вернусь сегодня, — пообещала она. — Чтобы Дромадёр тебя не тревожил, предупреди его, что меня нет дома.
Невыносимо слушать, как спокойно говорят о человеке, как об убийце, словно это хорошо всем известный и доказанный факт, обсуждать который не стоит. У меня тоже сомнений уже не осталось, но всё равно на душе было скверно.
— Что собирается предпринять полиция? — хмуро спросила я. — Что они тянут? Давно пора всё выяснить и покончить с этим делом.
— Тебе так неприятно, когда о Дромадёре говорят правду? — осведомилась Ира.
— Мне надоела эта волынка. Хансен, наверное, хочет поймать горбуна за руку и ждёт каких-то действий с его стороны.
— Действия уже были, — сказала Ира. — Вчера он тебя чуть не сбил.
— Это был не он.
— Ты хочешь сказать, что он поручил это деликатное дело своему дяде?
Я осознала всю беспомощность своих доводов. Я могла сколько угодно твердить про разницу в оттенках цветов двух машин, но поверят не мне, а дураку-постовому, осведомлённому лишь в марках машин и не имеющему понятия о цвете.
— Ира, я не хочу его защищать, но поверь, что машина была другая.
— Опять ты за своё! — отмахнулась она. — Погоди, неизвестно ещё, что скажет Хансен. Я уверена, что Дромадёра не было дома.
— Если его не было дома, то он приходил сюда, — объяснила я. — Когда ты вчера ушла, он позвонил, и я сказала, что ухожу, а ты будешь весь день здесь.
Ира была в восторге,
Пока Ира одевалась, позвонил сам горбун. Я боялась, что он начнёт расспрашивать меня про злополучную машину, но он ни словом не обмолвился ни о чём подобном, а лишь спросил, нет ли чего нового. Уяснив, что я не могу или, точнее, не хочу его порадовать ни хорошими, ни плохими известиями, он не показал разочарования и стал расспрашивать о моей прогулке с мистером Чарльзом. Среди разговора я ввернула, что Ира уезжает и не приедет весь день.
— А что будете делать вы? — спросил горбун.
— Работать, — кратко ответила я.
— Над своей повестью?
Далась ему моя повесть!
— Нет, над вашей, — брякнула я.
— Прекрасно, — одобрил он. — Если не сможете перевести, позвоните.
И ведь он прекрасно знал, что я не смогу её перевести и ждал, когда я обращусь к нему с просьбой вернуть тетрадь.
— Хорошо, позвоню.
— А потом вы не собираетесь куда-нибудь съездить?
Неужели этот человек не понимал, что отношение к нему переменилось?
— Нет, не собираюсь.
Пришлось горбуну проглотить этот ответ.
Затем позвонил Хансен и соболезнующим тоном сообщил, что господин Дружинин выходил из дома и отсутствовал достаточно долго, причём время, когда на меня чуть не наехала машина, совпадало со временем его отсутствия. Передо мной мелькали тёмно-красный цвет удаляющегося автомобиля и тёмно-вишнёвый тон машины Дружинина. Они были похожи, эти цвета, но я всю жизнь особое внимание уделяла оттенкам красного цвета, потому что любила его, и ошибиться не могла. А всё-таки, несмотря на уверенность, в душу стало закрадываться опасение, что на этот раз глаза меня подвели, что солнце исказило оттенок, что людям вообще свойственно ошибаться, и, чем больше они ошибаются, тем сильнее уверены в своей правоте.
— Господин Хансен, уверяю вас, что это была не его машина, — убедительно проговорила я. — Постарайтесь выяснить, где был господин Дружинин. Что он говорит?
— Он говорит, что у него закончилась бумага и он выходил её купить, а потом гулял возле дома.
— Его могли видеть сотни людей, — сказала я. — Если он, действительно, был возле дома, кто-нибудь должен его запомнить.
Я брала на себя слишком многое, поучая полицейского, но Душка был очень терпелив и не подал виду, что недоволен моими советами.
— Мои люди сейчас этим занимаются, — сказал он. — Я сообщу вам результаты, но, думаю, что они будут неутешительны.
Меня поразило, что он говорил со мной так, будто меня лично касалось, обвинят горбуна или оправдают. Словно он был мне родственником или родным. А какое, в сущности, мне дело до чёртова Дромадёра?
— Позвоните, пожалуйста, — попросила я.
Ира глядела на меня с насмешкой.
— Вот видишь!
— Всё равно это была не его машина, — повторила я, а про себя спросила: "А вдруг его?"