Горбун
Шрифт:
— Эта пословица уже устарела, — сказала я. — Теперь говорят, что нежданный гость лучше татарина.
Хорошо, что в предках горбуна, судя по его реакции, не числились татары, а то было бы неловко задеть его национальные чувства, приведя переделанную для смеха пословицу, не имеющую целью никого обижать.
— Это вселяет в меня надежду, — сейчас же откликнулся нежданный гость. — Вам помочь?
— Не стоит. Я уже заканчиваю.
Дружинин с сомнением окинул взглядом горку луковиц и пакетики с семенами. По-моему, он искал предлог остаться, но ничего не мог выдумать, а заговорить о машине, чуть меня не сбившей и, по странной случайности, похожей на его собственную, он почему-то не догадывался.
Хорошо, что горбун стоял в отдалении, не делал попыток приблизиться и не заставлял меня в испуге сжимать рукоять мотыги, гадая, подходит он без дурных намерений или имеет целью всадить мне в сердце нож.
— Есть ли новости от Хансена? — спросил Дружинин.
Мне надоело стоять между грядок, вертя в руках мотыгу, но и работать при госте не хотелось, потому что, сколько я ни наблюдала за соседями по даче, но так и не смогла найти в склонённой над грядками фигуре ничего красивого, обаятельного или, на худой конец, безопасного при внезапном нападении. Однако указать горбуну на выход мне тоже что-то мешало. Умом я прекрасно понимала, что он должен уйти, но в глубине души мне этого не хотелось. Глупо ужасно, однако я стала раздумывать о том, в самом ли деле переводчик меня глубоко презирает или это домыслы Ларса, а то и откровенная выдумка с благой целью оттолкнуть меня от преступника.
— Никаких новостей, — ответила я.
— Совсем никаких? А я слышал, что вы чуть не угодили под машину, но, к счастью, отделались лёгким испугом.
— Это машина отделалась лёгким испугом, — возразила я, перефразируя Ильфа и Петрова.
Наконец-то он заговорил об интересующем его предмете. Сейчас будет выпытывать, насколько крепко я вбила себе в голову абсурдную мысль о разных тонах машин. Ясно, что он ни во что меня не ставит, да и как можно относиться с уважением к девице, которая не принимает во внимание разность освещения и продолжает тупо твердить, что машины одинаковой марки, с совпадающими цифрами номеров и похожих цветов не являются одной и той же машиной. Но тогда непонятно, зачем горбуну на меня наезжать? А вдруг… Я замерла, чувствуя, как кровь отливает от моего лица. А что если дичь сменилась, и охота началась уже за мной?
— Жанна, вам плохо? — воскликнул Дружинин, шагнув ко мне.
В мгновение ока я очутилась по другую сторону грядок.
— Нет, мне очень хорошо, — нервно возразила я.
Надо было придумывать какой-нибудь выход из сложившейся ситуации, иначе получалась слишком наглядная демонстрация моего отношения к переводчику, который больше не пытался подойти, но стоял в замешательстве.
— Извините, но держитесь, пожалуйста, подальше, — попросила я, перехватывая мотыгу. — Все твердят в один голос, что надо опасаться каждого, кто посещает этот дом. — У меня уже нервы не выдерживают. Я теперь в каждом вижу…
Я чуть не проговорилась, что в каждом, а значит, и в горбуне, вижу убийцу.
— Хорошо бы вы убийцу видели в каждом, а не выборочно, — с досадой сказал горбун. — Меня вам бояться незачем. Что это была за машина?
Меня осенило, что Хансен вряд ли был способен совершить такую глупость, чтобы детально рассказывать горбуну о машине.
— Машина? — переспросила я. — Вам Хансен о ней сказал?
— Хансен ходил вокруг да около и только спрашивал. Где я был с таких-то до таких-то. Мой дядя видел, как вы стали переходить через улицу, а в это время из-за угла вылетел автомобиль. У вас хорошая реакция, Жанна. Дядя говорит, что машина была похожа на мою и, если бы он не знал, где её оставил, он мог бы спутать.
— Вы сами всё знаете, так что добавить мне нечего, — сказала я.
Горбун хотел уверить меня,
— Что вы об этом думаете?
— Ничего не думаю, — сдержанно ответила я. — Думаю, что нельзя переходить улицу в неположенном месте, даже если она пустая. Бедный водитель, наверное, перепугался больше меня.
Горбун усмехнулся, мне показалось, что с горечью, но, возможно, это было пренебрежение. Я держалась настороже.
— Можете бросить ваш дротик, барышня, всё равно вы не решитесь им воспользоваться. В машине меня ждёт дядя, так что он послужит гарантией вашей безопасности. А вот и он сам.
Страх перед горбуном показался бы лёгким беспокойством по сравнению с ужасом, который внушил мне сейчас сухощавый, подтянутый, элегантный англичанин, неторопливо направляющийся к нам. Он был, как всегда, безукоризненно одет, да и Дружинин, несмотря на свой горб, казался рядом со мной первым красавцем, а я стояла в старых джинсах, рубашке мужского покроя, да ещё и с косынкой на голове, как какая-нибудь полоумная Нюшка из колхоза "Идите вы… дорогой коммунизма". Хорошо ещё, что я держала в руках мотыгу, а на земле лежали лук и семена, так что каждому понятно, каким грязным делом я занимаюсь, и почему на мне не бальное платье. Нет, всё-таки старая, веками испытанная пословица верна: "Незваный гость хуже татарина".
Я и виду не подала, что сгораю от стыда за свой внешний вид, а лорд не подал виду, что заметил разницу в моей вчерашней одежде и сегодняшней.
Подождав, пока смолкнут учтивые приветствия, горбун взял слово.
— Бросайте вашу работу, — посоветовал он. — Всё равно вы не возьмётесь за неё до вечера, да ещё неизвестно, какого вечера. Ведь вам совсем не хочется возиться с землёй.
Мне не хотелось возиться с землёй при гостях, но без них я без труда воткнула бы луковицы и набросала семена.
— Ошибаетесь, мне как раз очень хочется возиться с землёй. Я об этом мечтала со дня приезда в Данию.
Нехитрое дело говорить по-русски с одним человеком и одновременно слегка улыбаться другому, не знающему русского языка, чтобы последний не чувствовал себя неуютно, однако это занятие мешало мне сосредоточить внимание на горбуне.
— Может, вы составите нам компанию, Жанна? — предложил Дружинин. — У нас нет никаких особых планов, но время мы всё равно проведём превосходно.
Я чуть было не согласилась, но, пока раздумывала, проклятый горбун, которому лучше было бы придержать язык, вновь заговорил.
— Позавчера вы мне подсказали кое-какие детали моего будущего романа, но нас прервали, а мне хотелось бы услышать ваше мнение по другим вопросам. Попутно и поговорим.
Если бы меня сжигали на медленном огне, мне и тогда не было бы так неуютно, как сейчас. За секунду или даже долю секунды во мне слово в слово провернулся весь разговор с Ларсом, который наблюдал за лицом горбуна во время нашей прошлой беседы о его романе. К счастью, я не имела этого удовольствия, иначе умерла бы на месте от стыда, но и предупреждения писателя поменьше разговаривать с Дружининым были достаточно убедительны и всплыли сейчас в моей памяти, заставив вновь пережить всю адскую мешанину чувств, захлестнувших меня после убеждений Ларса. Я могу дать себе слово, что не стану поддерживать разговор о задуманном романе Дружинина и о литературе вообще, но этот хитрый негодяй всё равно найдёт способ втянуть меня в беседу. Он умеет делать вид, что слушает внимательно и с удовольствием, так что я забуду об осторожности и обязательно скажу, что думаю по поводу каких-то вопросов. А он станет серьёзно обсуждать моё мнение, вынуждая меня говорить снова, а сам, наверное, будет стараться запомнить мои слова, чтобы вывести в какой-нибудь книге колоритный образ законченной идиотки.