Горбун
Шрифт:
Приглушённые выкрики на датском языке привлекли моё внимание.
— Зачем вы пугаете бедное животное, Ларс? — спросила я, видя, что небольшая пёстрая собачка поджала уши и пугливо косится на разгневанного писателя, не отказываясь, однако, от намерения проскользнуть в сад.
— Почему он её гонит? — спросила я Дружинина.
— Зачем Ирина позволяет ей приходить?! — возмущался Ларс.
— Её приручил Мартин, — объяснил горбун. — Она всегда заходила к нему
— Ей надо отдать пирожное, — сообразила я.
— Незачем её приучать! — с неожиданной резкостью возразил Ларс. Я не подозревала, что он так не любит собак.
Горбун ничего не сказал.
Сообразив, что недоброжелатель скоро уедет, собака села в сторонке и виляла хвостом, умильно поглядывая на горбуна. Едва Ларс сел в машину и захлопнул дверцу, она деловито подошла к Дружинину, подставив ухо, чтобы его почесали, и, получив привычную порцию ласки, отошла и села у живой изгороди в ожидании того славного времени, когда останется одна и никто не сможет помешать ей обследовать сад.
— Какая забавная собака! — сказала я. — Она чья-то или бродячая?
— Чья-то, — ответил горбун. — Чья, не знаю, но её часто отпускают побегать. Пристегните ремень, Жанна.
Вот уж к чему советский человек не приучен, так это пристёгивать ремень, но созданная мной видимость пристёгнутого ремня одним движением рук горбуна была превращена в действительность.
— Она принадлежит одной старой… как это? — вмешался Ларс.
— Даме, — подсказала я.
— Нет, хуже.
— Женщине, — подал голос Дружинин.
— Не женщине, — отмахнулся писатель. — Есть такое хорошее русское выражение…
— Божьему одуванчику, — определила я.
— Нет.
— Старой карге, — предположил горбун.
Ларс только мотал головой и морщился.
— Ирина так хорошо сказала…
— Старой песочнице, — сразу догадалась я.
— Вот-вот, — обрадовался Ларс. — Такая же противная песочница, как и её собака.
Горбун хмыкнул и повёл машину по дороге. Такого спокойного плавного движения без рывков и покачивания и никогда не ощущала. В машине ли было дело или в состоянии дороги, а может, и в том и в другом сразу, но впервые езда в легковом автомобиле доставила мне удовольствие. До сих пор я предпочитала ездить или на автобусе и троллейбусе или, если была возможность, на очень тряской, но надёжной машине, которую в народе прозвали «козлом».
— Вы не ответили, какого цвета у вас машина, — напомнил Ларс.
— Я предпочитаю беззаботную жизнь, поэтому у меня нет машины, — ответила я, кляня в душе бестактность писателя.
— Какая связь между машиной
— С появлением машины кончается беззаботная жизнь и начинаются заботы, как то: бензин, запчасти, ремонт, стоянка и так далее, не говоря уже о рёве сигнала среди ночи и необходимости бежать на улицу, чтобы узнать, угнали машину, только собираются угнать или снимают колёса.
Нарисованная картина даже мне показалась слишком безотрадной, поэтому я поспешила пояснить, что это только моя точка зрения, а за точку зрения оставшейся части советских граждан я не ручаюсь: судя по обилию машин, эта точка зрения не так трагична.
Горбун, ведущий машину на порядочной скорости, затормозил так внезапно и резко, что я испугалась, не попал ли кто-нибудь под колёса, но сам он был спокоен.
— Вы очень хорошо водите машину, Леонид, но остановки вам не даются, — сказала я.
Горбун бросил на меня косой взгляд и открыл дверцу со своей стороны.
— Сейчас мы составим компанию Ларсу, — пояснил он перед уходом, — а то он, наверное, чувствует себя лишним.
Датчанин сам нарвался на такое обращение, но всё-таки Дружинину не следовало опускаться до грубости. Если так пойдёт дальше, то прогулка превратится в тяжёлое испытание.
Горбун вернулся с Ирой, которая несколько растерялась от неожиданной встречи и приглашения проехаться вместе с нами. Я готова была возносить благодарность небесам за то, что в трудную минуту они послали мне подругу, а водитель уже направлял машину к шоссе.
— Вы чем-то расстроены? — тихо спросил он, обращаясь ко мне.
И он ещё спрашивает, не расстроена ли я!
— По-моему, это вы на меня сердитесь, — ответила я.
— Из-за чего я могу на вас сердиться? — холодно поинтересовался горбун.
— Наверное, из-за того, что я пригласила Ларса поехать с нами.
— А зачем вы его пригласили? — допытывался горбун.
— Мне стало его жалко, — объяснила я. — Да и вы совсем некстати напомнили мне, что у русских не принято предоставлять гостя самому себе.
Машина слегка вильнула.
— Посмотришь — сама доброта, а зазеваешься — и окажешься в нокауте, — пробормотал Дружинин.
Мои лучшие чувства были удовлетворены, так что теперь я могла позволить себе желание как-нибудь поднять настроение своего спутника.
— А что я такого сказала? — спросила я. — Всего-навсего вспомнила о пресловутом русском гостеприимстве.
— Всего-навсего… о пресловутом… — бормотал горбун.
— И теперь вы весь день будете на меня сердиться?