Горбун
Шрифт:
— По-видимому, мне.
— Почему ты так думаешь? Может. Убийца не знал, что меня не будет дома, и хотел избавиться именно от меня. Мало ли у меня врагов.
— Каких ещё врагов? — не поняла я.
Ире было не до нежностей.
— Если мужчина бросает женщину, то он считает это в порядке вещей и не питает к ней ненависти, а если женщина бросает его первая, то он приходит в ярость. Тебе этого не понять, так что поверь моему опыту.
— Пусть будет так, — согласилась я. — Но про меня-то он забыл, а это пирожное съела бы скорее я, чем ты.
— Ты не любишь тёмные пирожные, — обречённо сказала Ира.
— Откуда твой
Ира уставилась в окно и будто окаменела.
— Ты что? — испугалась я.
— Мне пришла в голову одна мысль.
— Какая?
— Ничего, если я на минуточку тебя оставлю? Мне надо поговорить с Ларсом.
— Да, пожалуйста.
Моё любопытство было возбуждено, но ещё больше были возбуждены нервы. Так возбуждены, что у меня вырвался непроизвольный смешок, едва я вспомнила о двух чашках кофе, приготовленных вчера утром Ларсом, одна из которых опустела за время нашей беседы с горбуном. У меня возникло подозрение, что, если бы Ларс не уронил пирожное, он и его бы съел, пока я выслушивала комплименты, а если бы съел, то наказал бы за жадность самого себя. Может, он и уронил-то его только потому, что излишне поторопился. Как назло, Ира отсутствовала долго, а когда пришла, то была очень бледна.
— Жанна, меня хотят убить, — сказала она очень просто, но не поверить ей было невозможно.
Мне стало жутко, но, думаю, гораздо страшнее мне было бы, если бы Ира сказала, что убить хотят меня. Слабое, но от этого не менее подленькое удовлетворение, что охотятся всё-таки не за мной, имелось, и никто, кроме меня знать об этом не должен.
— Откуда ты это взяла? — попробовала я её утешить. — Кого ты подозреваешь?
— Горбуна, — тихо ответила Ира.
Если бы Ира сказала мне, что именно она охотится за мной, я и то не удивилась бы сильнее.
— Что за чепуха! — отмахнулась я.
— А зачем же он здесь крутится? Думаешь, ради тебя? Как бы не так! Ты для него служишь лишь ширмой.
Самолюбие — коварная вещь, и страдает оно жестоко, стоит его ненароком задеть.
— Я из России, а он увлечён всем русским, — начала я, но Ира меня прервала.
— Был он в России, русских знакомых у него хоть пруд пруди, но его тянет почему-то именно сюда. Я сначала тоже подумала, что он таскается сюда из-за тебя. Мне даже смешно стало, когда представила, как он будет тебя домогаться, а ты ему скажешь что-нибудь типа "старой каракатицы" или "дремучего короеда", как заявила тому типу в метро.
— Когда я так говорила?
— Он к тебе тогда прицепился: "Девушка, что за книга у вас в руках? Девушка, как вас зовут? Девушка, можно вас проводить?" Когда ты ему ответила, что ты о нём думаешь, я чуть со смеху не лопнула, а он покраснел, как рак.
— Ничего не помню. Всё ты выдумываешь, — рассердилась я. — Не было такого!
— А уж когда ты его обозвала трёхполосным игудоном…
— Игуанодоном, — поправила я. — И не трёхполосным, а четырёхпоясным. Сама не знаю, откуда я выискала четырёхпоясного. Наверное, это было минутное озарение.
— Этот тип так и понял, поэтому предпочёл ретироваться.
— Старая толстая скотина, — сказала я. — Подумал, что девочка, вот и решил добиться лёгкой победы. Подобные типы развращают наших девиц.
— Я не уверена, что он был толст и так уж стар. Лет сорок, а то и меньше. Во всяком случае, если бы чёртов Дромадёр услышал в свой адрес то, что ты сказала тому субъекту, он бы
— Это только в твоём воображении он стремится услышать про четырёхпоясного игуанодона, — заметила я.
— Теперь и я убедилась, что ты его совсем не интересуешь, — согласилась Ира.
— А каким образом ты в этом убедилась? — не удержалась я от вопроса.
— Увидела, как зло он поглядел тебе вслед, а Ларс ещё и слышал кое-что. Что именно, я не буду тебе говорить, но чёртов горбун не считает тебя перлом ума. Ты только не обижайся, потому что это не я думаю, а Дромадёр.
— Верблюды всегда воображают о себе слишком много, — попробовала я отшутиться. — У них и вид самодовольный, а уж плевать на людей они просто обожают.
— Вот именно, — обрадовалась Ира.
Мне было не до радости, поскольку для меня не было ничего болезненнее неблагоприятного отношения окружающих к моему уму. Может быть, я подсознательно чувствовала свой слабое место, но легче мне от этого не становилось. А Ира, похоже, не так уж переживала из-за моего унижения, впрочем, будь я на её месте, глубокого сочувствия от меня тоже ожидать не следовало.
— Для убийства нужна очень веская причина, — сказала я тоном следователя. — А ты мне до сих пор не объяснила, почему он тебя ненавидит.
— Это касается лично меня, — неохотно ответила Ира. — Я этой скотине сказала очень неприятные вещи про его внешность, но не предполагала, что это может иметь такие последствия. А он, наверное, замыслил мне отомстить.
Мне сначала было просто неприятно, но потом в душе стала нарастать такая тоска, что хоть бросайся вниз с Нового Венца в моём любимом Ульяновске. Я даже испугалась, потому что не подозревала, до какой степени наделила горбуна всякими душевными совершенствами. Он превратился для меня в положительного героя, какие бывают только в книгах, и даже вчерашние разъяснения Ларса не могли до конца разрушить моё идеальное к нему отношение. Чтобы изменить моё мнение о нём, потребовалось задеть или точнее оглушить меня известием, что я для него лишь дура, которую удобно сделать ширмой для своих целей. Мало того, что он презирает меня (а значит, и весь белый свет), но он оказался ещё и грязным, развращённым типом. Без причины Ира не станет указывать человеку на недостатки его внешности, а тем более тому, у кого эти недостатки лезут в глаза. Значит, имелись очень веские основания для жестоких слов, а Ларс так ясно намекнул на тайну, которой Ира стесняется и считает позором, что сомневаться в том, какие это основания, не приходилось. Недаром Ларс предупреждал меня, что я не должна оставаться с горбуном наедине, потому что он бывает настойчив и груб. Конечно, писатель ближе к жизни, чем обычный человек, но в одном он ошибся: горбун не был увлечён мной и в душе меня презирал. А мне-то доставляло удовольствие произносить его имя! Я-то воображала, что, несмотря на внешность, ему очень подходит имя моего брата!
— Смотри, что получается. Я поссорилась с ним незадолго до твоего приезда, и он решил прикончить меня, но приехала ты. Он увязался с Мартином ко мне домой, познакомился с тобой, понял, что тебя не бывает дома днём, и решил, что может действовать без помех. Он выследил, когда ты ушла из дома, и убил девушку, подумав, что это я.
Тут уж мне пришлось возразить.
— Он знал, что тебя не будет дома, ведь я сказала Мартину, что ты не придёшь ночевать, а Мартин сообщил горбуну, что переночует у меня.