Горбун
Шрифт:
— А ещё что? — спросил Дружинин.
— Нелишне будет наудачу переставить чашки на столе.
— Вряд ли это можно сделать незаметно, — усомнился горбун. — Но попробовать можно. Кстати, вот и чашки появились.
Стол был накрыт заново, Ларс принёс чашки, и Нонна разлила всем кофе, но, когда гости стали стягиваться к столу, выяснилось, что Марте нужно срочно выйти, и Петер увёл её, старушке — удалиться в комнату, куда были унесены её вещи, а Ире — переговорить с Ларсом, для чего они уединились на кухне, причём писатель бросил прощальный неуверенный взгляд на оставшихся и, в особенности, на свою жену. Мне очень не понравилось, что Нонна
Меня отвлёк странный взгляд горбуна, словно его что-то мучило и смущало. Что его так взволновало? Непохоже, что его гложут сомнения в добродетельности поступков Ларса и Иры. Может, у меня юбка порвана или пуговица расстегнулась? Но тогда ему лучше или вообще не смотреть на меня или, если у него больное воображение, смотреть с удовольствием.
— Что вас тревожит? — спросил горбун.
Я растерялась, потому что, во-первых, сама могла бы задать ему этот вопрос, а во-вторых, это было совершенно не его дело. Если же его совсем не волнуют поступки его знакомых и переживания Нонны, то это очень плохо о нём говорит.
— Ничего, — ответила я и подошла к столу.
Горбун последовал за мной. Я обернулась и обнаружила, что Нонна стоит ко мне вполоборота, делая вид, что слушает говорящего ей о чём-то Ханса, видного мне только со спины, а сама настороженно смотрит на дверь и прислушивается к звукам со стороны кухни.
— Вы не хотите довериться мне? — не отставал от меня Дружинин.
Хорошо, что я вовремя узнала о том, насколько этому человеку нельзя доверять. Я посмотрела в его лживые глаза, принявшие сейчас выражение доброты и участия, и кивнула.
— Я вам полностью доверяю, — сказала я. — Скрывать ничего не буду.
Вслед за тем какой-то бес заставил меня ещё раз оглянуться с самым заговорщицким видом и переставить на столе несколько чашек, причём, каких именно и куда, я не заметила. Горбун растерянно смотрел на меня, и я подозреваю, что в тот момент он гадал, чудачество ли это, проявление ли глупости или прямое помешательство. Думаю, что и мои мысли приняли бы сходное направление, окажись я на его месте.
— Заветам Агаты верны? — спросил горбун скучным голосом, и вид его при этом был каким-то пришибленным.
— Я же говорю, что всецело вам доверяю, — повторила я, не сдержав издёвки.
Горбун сумрачно взглянул на меня и отошёл, а я сейчас же стала корить себя за содеянное, потому что злить его было опасно, а, кроме того, жалко. Я смотрела в окно до тех пор, пока, случайно повернув голову, не обнаружила, что его в комнате уже нет. Наживать себе врага мне не хотелось, и, к тому же, у меня оставалась слабая надежда на то, что, может быть, мы его всё-таки зря подозреваем в убийстве, ведь, даже если у человека множество дурных наклонностей, в этом страшном преступлении он может быть неповинен.
В прихожей я спросила:
— Уходите по-английски, не прощаясь?
Дружинин, открывавший входную дверь, вздрогнул и обернулся.
— Время пролетело незаметно, — объяснил он вежливо, но твёрдо. — Мне пора. Нонну я предупредил, что должен идти.
Я терпеть не могу, когда кто-то на меня сердится или обижается. Конечно, я сама была виновата в том, что несчастный
— А почему вы не попрощались со мной, Леонид? — спросила я с невольной грустью.
Услышав своё имя, в последнее время ставшее редким в моих устах, горбун перестал глядеть на меня с прежней суровостью, но от намерения уйти не отказался.
— Я видел, что вы заняты очень важными делами, и не хотел вам мешать.
Сколько же яда умещалось в этом субъекте!
— Я уже освободилась от важных дел, — сказала я, улыбаясь.
— В таком случае, разрешите мне с вами попрощаться, — мягко ответил Дружинин.
— Но как же вы поедете? — спохватилась я. — После тяжёлой работы, не поев, не отдохнув. За кого вы нас с Ирой принимаете? Выпейте сначала кофе, а потом поедете. Это вас не задержит.
Мне, действительно, захотелось, чтобы он остался, а когда мне очень хочется, то не было ещё случая, чтобы моё желание не было выполнено.
— Останьтесь, прошу вас, — ласково сказала я.
— Если только минут на десять, — неуверенно произнёс горбун.
— Это ровно столько, сколько требуется на то, чтобы выпить чашку кофе, если очень спешишь.
— А сколько требуется, если не очень спешишь? — улыбнулся горбун.
— Если за чашкой кофе встречаются русские, то они могут просидеть до вечера. Конечно, если запас кофе у хозяйки достаточный, иначе придётся перейти на чай.
— Как мне хочется в Россию! — с чувством сказал Дружинин.
— К нам все хотят, — согласилась я, подумав про себя, что уехать от нас хотят тоже очень многие.
Своего я достигла, но едва мы вернулись в гостиную, как Нонка бросила на меня укоризненный взгляд, дающий понять, что она не одобряет мой поступок и по-прежнему считает, что я сама виновата в частых визитах горбуна. Ей было не понять, что лучше иметь врага перед глазами, чем за спиной. Но, как бы там ни было, а зверь, хотя бы временно, был укрощён, и недобрые чувства ко мне сменились у него тёплыми чувствами к России.
Наконец все расселись по своим местам, но едва гости взялись за чашки, а лично я — за пирожное, как кукла, поставленная Мартой на диван, упала. Общее внимание перенеслось на Берту, которую её заботливая хозяйка подняла и поустойчивее прислонила к спинке дивана, что-то ей сказав при этом, погрозив пальцем и, судя по жестам, пообещав напоить её кофе потом. Будь я на месте Берты, я бы не преминула вновь завалиться на бок, потому что по себе знаю, как легко забыть своё обещание накормить голодного, когда чувствуешь приятную сытость в собственном желудке. Моя собака тоже прекрасно это знает и предпочитает завтракать, обедать и ужинать вместе с нами, а если удастся, до нас, чтобы иметь время выпросить дополнительный лакомый кусочек. Собаке это удаётся, потому что голос у неё громкий, хорошо натренированный, а бедной Берте, как видно, придётся насытиться обещаниями, так как падать ей было теперь некуда.