Горбун
Шрифт:
— А ты ему сказала, что от своего знакомого я уеду с Ларсом на побережье? — спросила Ира.
— Нет, конечно. Во-первых, я не знала, что ты едешь с Ларсом на побережье, а во-вторых, я вообще не люблю говорить о таких вещах.
— Вот именно! — Ира так обрадовалась, словно доказывала, что её как раз не хотят убить, а не наоборот. — Дромадёр знал, что я проведу ночь со своим знакомым и вернусь домой. Мартин тоже это знал, а следовательно, должен был уехать от тебя рано. В случае неудачи дромадёру ничего не грозило:
— Откуда он знал, что ты придёшь, а я уже уйду?
— Он был уверен, что, как все нормальные люди, приезжающие в нашу страну, ты с утра уходишь осматривать памятники культуры и не мешаешь людям друг друга убивать.
— Ир, мне надоело слышать, что я не отношусь к нормальным людям, — почему-то обиделась я.
Ира отреагировала соответственно.
— А мне надоело, что ты называешь меня Иром. Ты сама говорила, что так звали собаку.
— Очень приличного пуделя. Хоть и одноглазого, зато польского.
— Не хочу быть одноглазым пуделем, — отрезала Ира.
— Не хочешь и не надо, — уступила я. — А дальше что?
— Он выследил, что ты вышла из дома, и думал, что Мартин тоже уже ушёл. Оставалось только дождаться меня, и он решил, что девушка, которая вошла в незапертый дом, и есть я. Со спины нас можно спутать, потому что она подражала мне в одежде и причёске. Он убил её, а в это время проснулся Мартин и подошёл к дому. Горбуну пришлось и его убить, и в спешке он спрятал тело в яме. Недаром он не удивился, когда обнаружили тело, даже сделал вид, что давно подозревал о смерти Мартина.
— Ну хорошо. А каким образом он мог отравить пирожное? Откуда ему было знать, что дверь окажется открыта? И откуда он мог знать, что единственное пирожное съешь ты, а не я?
— А какое ему дело, если ты случайно умрёшь? — мрачно пошутила Ира. — Этой скотине, по-моему, даже нравится разглядывать трупы.
— Но он не сумасшедший, чтобы так рисковать.
Ира кивнула.
— Я тоже думаю, что он отравил пирожное заранее. Оно было отравлено, ещё когда лежало в коробке с другими пирожными.
— Слишком ничтожен шанс, что пирожное съешь ты, а не кто-то другой.
Ира злорадно засмеялась.
— Это ты так думаешь, а он рассчитал верно. Вспомни, что это пирожное было сильно помято, поэтому, как всякая хозяйка на нашем месте, мы его не стали подавать к столу. Пирожных было много, и они должны были остаться к следующему разу, в том числе белые, потому что их было больше всего. Он знает, что ты любишь именно их, поэтому чёрных купил только три штуки. Одно он отравил и помял, чтобы гостям оно не досталось, а досталось мне, потому что мне безразлично, помялось оно в коробке или нет, а я больше всего люблю тёмное тесто. Я бы его сразу съела, если бы
Ничего не скажешь, грубовато было сказано, притом совершенно несправедливо, потому что я не упрашивала её есть пирожное со светлым кремом. Я даже, если говорить по правде, удивилась её выбору. Однако я и не подумала обижаться или спорить. Я была так же поражена неожиданным проявлением Ирой здравого смысла и логики, как моя московская подруга моими ответами на памятном вечере, который принёс мне возможность оказаться здесь.
— Ира, у тебя прямо-таки талант! — сказала я. — Тебе надо работать детективом. Можешь смело открывать частное агентство — успех тебе обеспечен.
Кому не лестна искренняя похвала? Ира оказалась даже скромнее, чем всякий другой на её месте, потому что решилась признаться:
— В основном, я сама обо всём догадалась, но кое в чём мне помог Ларс, когда я с ним посоветовалась.
— А я подскажу ещё одну деталь, — сказала я. — Паршивый Дромадёр несколько раз приставал ко мне с предложением переехать в отель, потому что здесь, видите ли, опасно. Теперь-то я понимаю, что моё присутствие ему мешает и ему хочется убрать меня подальше. Недаром он интересовался, скоро ли я уеду домой. Будем рассказывать полиции?
Ира отрицательно покачала головой.
— Нет, пока ещё рано. Ларс говорит, что мы должны следить за ним и соблюдать осторожность, чтобы не показать ему, что мы его подозреваем. У нас нет ни одной улики, и мы даже не сможем заставить полицию заподозрить, что он убийца. А если такая версия возникнет, то он будет очень осторожен, и мы никогда не докажем его вину.
— Недаром во всех книгах говорится, что полицейские очень тупые! — с чувством сказала я. — Придётся любезничать с этим чёртом, как прежде.
— Раньше ты любезничала с удовольствием, — подколола меня Ира. — А теперь будешь любезничать по необходимости.
Я представила, какой дурой выступала, веря, что ему со мной интересно и этот грязный тип приходит сюда из братского расположения ко мне, и на душе вновь стало невыносимо гадко. Я даже не нашла в себе сил оправдываться перед Ирой. А она в это время открыла коробку и разглядывала подарок горбуна.
— Судя по внешнему виду, пирожные безопасны, — отметила Ира. — Все целенькие, ровненькие.
— Всё-таки не ешь тёмные, — посоветовала я. — Пусть травится кто угодно, на удачу.
— Иди, зови своего приятеля к столу, — велела Ира. — Я уже несу кофе и закуску. Скажи спасибо, что мне некогда и я не рассчиталась с тобой за тётю Клару. Выдала себя за меня, а мне пришлось доказывать полуслепой старухе, что я не верблюд.
— Живуч советский фольклор, — отметила я. — Не отмирает даже в Дании. Но Дромадёра зови сама, а я не в состоянии.