Горбуны1.Калашниковы
Шрифт:
Увидев Дженнифер сразу обняла меня. Все американцы любили обниматься, что для более «закрытых» русских было непривычно. Мужчины-американцы всегда обнимались даже с девушками, как, например, Эдам.
Все приезжие американцы были баптистами и исповедовали «любовь к Христу».
По понедельникам и средам американцы учили русский – у них было по две пары, русского языка и литературы. За месяцы проживания в России Дженни русский выучила плохо, а Шерил и Эдам делали заметные успехи. Морген тоже училась плохо – считала, что уже слишком взрослая для этого, и у нее откровенно не получалось.
С Дженнифер мы гуляли после пар. Она сразу угостила меня бананом. Я заметила, что Джен чистила бананы с другой стороны,
После стандартных объятий и ответов на вопрос «как дела?» и «что нового?» Дженнифер задала вопрос, к которому я была в принципе готова, но который все равно поверг меня в шок. В американском центре меня предупреждали, что американцы будут говорить о Боге:
– А ты веришь в Бога? Ты читаешь Библию? – спросила она. Я неуверенно кивнула, впервые задумалась, верующая я или нет, и если да, то насколько. После неуверенного кивания, внутренних сомнений, я вспомнила, что накрытый стол седьмого января и крашеные яйца на Пасху тоже по сути приравнивались к относительному верованию, а несколько икон дома – это уже вера потомственная… А вера вообще-то передается из поколения в поколение. И если бабушка верующая, то я, по сути, тоже. И крестик на шее все же что-то значит. И православие – это приятный атрибут. На крашеных яйцах, жареной утки на рождество и чисто символического крещения в детстве вера большинства моих знакомых заканчивалась. И моя в том числе… Я относила себя к слабоверующим или верующим в сложные жизненные моменты.
Я опять неуверенно кивнула, а Дженнифер, видевшая мои внутренние метания, с довольной улыбкой добродушно продолжала:
– По сути, мы верим в одно и тоже. И неважно, как называется наша вера, протестантство или православие!
– Да! – выдохнула с облегчением я.
Потом Дженнифер стала рассказывать, что Иисус занимает важное место в ее жизни. Для нее Иисус Христос был как человек, с которым она общается, практически дружит, только руку протяни. Она спрашивает у него совета, и он ей всегда отвечает. Иногда через Библию или других людей. Для меня это звучало как откровение, по меньшей мере, странно. У Дженнифер с Христом были налажены дружеские отношения. Для нее Христос – как член семьи… с которым она в любой момент могла поговорить по душам.
Религия Дженнифер досталась от родителей. Хотя ее родители пришли в протестантскую церковь «с улицы», то есть их родители были неверующие или несильно верующие, и они сами пришли к Иисусу Христу во взрослом возрасте. Начальник отца Дженнифер был протестантом, он-то впервые и пригласил подчиненного в баптистскую церковь. Отец Дженни привел жену. Они стали вместе читать Библию и говорить о Боге. Джен рассказывала мне, пока мы шли вдоль озер, свою историю «прихода» к Богу:
– Родители куда-то уходили каждую субботу все время, сколько себя помню. Сначала я не знала, куда. Когда я подросла, я стала спрашивать, куда они уходят. Они стали отвечать, что в церковь. Они приглашали к себе друзей по субботним или воскресным вечерам, говорили с ними о Боге и вместе читали Библию. Они закрывались в зале и сидели там часами. Я не могла заходить. Мне не разрешали. Но родители никогда не заставляли меня идти с ними в церковь и молиться, хотя сами молились перед каждой едой и по вечерам. После моего восемнадцатилетия (у американцев совершеннолетие наступает в двадцать один год) они только спросили, хочу ли я пойти в церковь с ними – я согласилась… Они впервые пригласили меня в субботу. Но мне почему-то в церкви не понравилось в первый раз, – Дженни покачала головой и рукой в варежке сделала неопределенный жест около головы, слегка покрутив кистью, показывающий ее сумасбродность и странность в тот момент… – Я даже как-то закрылась в себе. Стала менее разговорчивой. Ушла в себя, что ли… продолжала
– Родители не стали больше приглашать меня в церковь, если я не хочу. Они не настаивали. Не навязывали мне свою религию… Я продолжала жить, как и до этого… Но через несколько месяцев я захотела опять пойти с ними в церковь и сказала им об этом… Помню, как они обрадовались тогда! Это был настоящий праздник дома. Мы накрыли стол, папа подарил мне золотую цепочку… Я ношу ее до сих пор! С тех пор я стала ходить с родителями в церковь по воскресеньям и через три года меня крестили – я приняла Христа…
– Я благодарна, что родители не заставляли меня… Они хотели, чтобы это было взрослое, взвешенное решение. Чтобы я сама пришла к Богу и впустила Бога в свою жизнь! Я благодарна родителям, что я в итоге пришла к Богу сама, что они не давили на меня. Я сама выбрала свой путь! Это было взрослое осознанное решение! – Дженнифер говорила все более и более одухотворенно. А меня смущали слова «впустить Бога в жизнь» и «принять Христа».
И вообще меня смущала ее такая «открытая» религии, баптистскую религию уже сделали во всех смыслах приятной – и хоровое пение последователей, и личное общение с Богом. Меня смущало панибратское общение Дженнифер с Христом, ее исписанная карандашом и «исчитанная» Библия, как будто целая религия может уместиться в одной книге. Баптистские церкви как амбары со скамейками, их песни про Христа под попсу, их ор в церквях – религия стала повседневным стилем жизни, а не ярким праздничным дополнением к ней. То ли дело наши елейные церкви все в иконах, загробное высокое пение священнослужителей, запах ладана и просфора при причастии. В наших церквях есть что-то успокаивающее и примиряющее «сохранительное»… Как успокоительная таблетка, на время останавливающая жизнь… Православные редко меняют веру. Но и редко становятся «глубоковерующими». Среди моих знакомых нет никого. Сами церкви предполагают вечную долгую веру… Это не просто зал со скамейками. Каждая церковь – как маленький художественный музей, как произведение искусства как внутри, так и снаружи, округлые церкви, разноцветные купала как шлемовидные или луковичные шапочки-крыши на многочисленных тонких башенках.
Есть в этом что-то высокое – ходить в ту же церковь, в которую ходил твой прадед, поклоняться то же иконе… Такая вера глубоко укореняется в сердцах, врастает в сознание, не заменяя при этом жизнь и не становясь ей. Она, как сторонний наблюдатель, тихо смотрит в сторонке и никогда не вмешивается в жизнь… такие религии, незаметные, обычно самые крепкие, а их последователи – самые верующие. В таких религиях никогда не разочаруешься, потому что никогда и не очаровывался. Такие религии ничего не требуют взамен, а просто украшают твою жизнь…
Православие в России для большинства – это приятный красивый атрибут. Как золотистый бантик на моральном облике страны.
Вообще, как я всегда думала, религия – способ управления нацией. Сейчас менее заметный.
После своих откровений Дженнифер ждала от меня ответных исповедей, как я пришла к Богу и своей вере, как я «впустила Христа в свою жизнь». Но мне было нечего ей сказать, никого в жизнь я еще не впустила и впускать не собиралась. Для меня, выросшей в сдержанном православии, тет-а-тет с Христом был диким и противоестественным.
Дженнифер внутренне расстроилась, не услышав моих признаний, и показала мне свое расстройство… Но потом как будто встрепенулась, как бы сказала себе, что у меня еще впереди, что еще не все потеряно, я еще не так безнадежна, поэтому она и здесь – наставить меня на пусть истинный, спасти от ада, забрать из моей «неправильной» веры и привести к своей, правильной. Единственно правильной. То есть ее миссия – привести меня к Богу, к своему «правильному» Богу и к своей «правильной» баптистской вере.