Гордая и непреклонная
Шрифт:
– Мистер Хоторн, пожалуйста, объясните суду, что вы имеете в виду.
Ее слова вызвали новую вспышку гнева со стороны Лукаса – на сей раз направленного против нее. Брэдфорд, похоже, начал осознавать, какое значение имело каждое его слово.
– Я никогда не был хорошим отцом, – объявил он во всеуслышание, обращаясь к суду.
– Возражаю! – вскричал Уокер.
Не обращая внимания на его протест, Элис продолжала допрос. Пусть судья сам остановит ее, если захочет.
– Мистер Хоторн, как следует понимать ваши слова о том, что вы не были хорошим отцом?
– Ваша честь?
– Помолчите, Уокер, – отозвался
Уокер был так потрясен, что буквально рухнул на сиденье. Брэдфорд покачал головой, после чего посмотрел по очереди в глаза каждому из присяжных.
– Ни один мужчина не захочет по доброй воле признать, что он не был хорошим отцом. – Он повернулся туда, где сидели бок о бок все три его сына. – Но я им не был. Ни для Грейсона, ни для Мэтью, ни тем более для Лукаса. Конечно, прошлого уже не исправить. Но я могу попытаться отчасти загладить вину, поступив по справедливости. До сих пор я отрицал свою роль в пристрастии Лукаса к вину, женщинам и азартным играм. Но больше я не могу скрывать правду, потому что именно от меня Лукас получил свою первую сигару.
Рассудок Элис едва не помутился, когда она вспомнила остальную часть рассказа Лукаса. Медленно повернувшись к нему, она посмотрела в глаза человеку, которого любила. Сейчас, сидя в зале суда лицом к лицу с собственным отцом, Лукас выглядел напряженным до предела и, как никогда, опасным, но вместе с тем и беззащитным. Взгляд его был полон боли, и внезапно у нее отпало всякое желание ворошить прошлое, заставляя его страдать. Но это было естественным побуждением любящей женщины, женщина-адвокат обязана была выбросить это из головы.
– Мистер Хоторн, – продолжала Элис, и сердце ее сжалось от страха при мысли, что она уже знала ответ. – Сколько лет было Лукасу, когда вы дали ему ту первую сигару?
– Точно не помню. Может быть, одиннадцать или двенадцать.
– А, по-моему, десять.
По залу суда пробежал неодобрительный ропот. Однако Элис уже не могла остановиться. Ее вдруг осенила догадка, такая ослепительно ясная, что она вызвала резь в глазах, словно она увидела сосуд из хрупкого хрусталя, в котором отражались лучи солнца.
– А как насчет его первой рюмки спиртного? – спросила она. – Ее тоже дали ему вы?
– Элис, – предостерегающим тоном произнес Лукас, и голос его представлял собой странную смесь ярости и отчаяния.
– Пожалуйста, отвечайте на вопрос, мистер Хоторн, – добавила она неумолимо.
Краешком глаза Брэдфорд заметил в первом ряду Эммелин, и тут ему стало не по себе.
– Мистер Брэдфорд, – предупредила Элис, – вы поклялись перед судом говорить правду. Я жду вашего ответа.
– Да, я. Ему тогда было всего одиннадцать. Виски с самого начала, как и подобает настоящему мужчине.
– Довольно, отец! – Лукас поднялся с места, положив сильные руки на стол.
– Ваша честь, – обратилась Элис к судье, – пожалуйста, прикажите моему подзащитному соблюдать тишину.
– Прошу вас, сядьте на место и помолчите, – произнес судья, обернувшись к Лукасу, – иначе я буду вынужден обвинить вас в неуважении к суду.
Лукас посмотрел на нее с таким видом, словно она его предала. Он был ошеломлен тем, что Элис осмелилась высказать вслух то, чем он поделился с ней в сугубо личной беседе. Выражение его лица причиняло ей боль. Но пусть уж лучше он возненавидит ее до конца своих дней, чем отправится в тюрьму.
– Мистер Хоторн, похоже, что когда-то вас с вашим младшим сыном связывала тесная дружба.
Тут Брэдфорд, забыв обо всем на свете, перевел взгляд на Лукаса, и глаза его неожиданно затуманились слезами.
– Ты был так похож на меня, Лукас. Гораздо больше, чем два других моих сына. И, Боже, как ты меня любил! – воскликнул он с чувством. – Ты любил меня, подражал мне во всем, и я брал тебя с собой повсюду, не отпуская ни на минуту. Тогда мне казалось вполне естественным познакомить тебя с теми сторонами жизни, о которых ты рано или поздно должен был узнать сам. Я сделал из тебя настоящего маленького мужчину, мой маленький мужчина. – Он покачал головой и снова обратился к суду: – Не кто иной, как я, свел моего сына с его первой женщиной.
– Не надо, отец.
– Но я не могу и дальше скрывать правду. Теперь-то я это понимаю.
Лукас словно ушел в себя, его лицо превратилось в ничего не выражающую маску. Брэдфорд опустил глаза на свои руки.
– Я сам уложил его в ее постель.
Публика в зале содрогнулась, не веря собственным ушам.
– А вам известно, что случилось с той девушкой потом?
Элис становилось все труднее отделить в себе адвоката от любящей женщины. Она чувствовала слабость в коленях, голова у нее пошла кругом. Все присутствующие в зале подались вперед в своих креслах, не скрывая любопытства.
– Она покончила с собой, – ответил Брэдфорд.
Стены зала потрясли возмущенные возгласы, а Элис не могла не почувствовать в душе Лукаса глубокую печаль.
Итак, не кто иной, как Брэдфорд Хоторн, познакомил своего сына с этой загадочной Найтингейл, с которой, без сомнения, у него самого раньше была любовная связь. А это подводило Элис к перстню с печаткой в форме соловья. Она была всего в шаге от успеха.
Уокер вскочил на ноги:
– Я не понимаю, что тут, черт побери, происходит, но я требую перерыва. Боже правый, я готов поклясться, что Лукас Хоторн убил и ту девушку тоже!
– Мой сын никого не убивал! – закричал Брэдфорд. – Ни тогда, ни сейчас. – Он уронил голову на руки. – Он не только не убивал ее, но, напротив, пытался спасти!
– Но это же просто нелепо!
– Сядьте, Уокер, – огрызнулся Парке.
– Пожалуйста, продолжайте, мистер Хоторн, – настаивала на своем Элис.
– После ее гибели нашли дневник, в котором она писала о том, каким добрым и чутким был по отношению к ней Лукас. Мой сын заботился о судьбе продажной женщины. Он даже пытался найти для нее приличную работу. Только вообразите себе: подросток тринадцати лет от роду! И, само собой, никто не согласился взять ее к себе на службу, не дал ей возможность честно зарабатывать себе на хлеб – даже я, хотя мне лучше других было известно, как много это значило для моего сына. – Брэдфорд отвел взгляд в сторону. – С тех пор Лукас всегда заботился о проститутках и грешниках. Единственным человеком, которого он никогда не пытался спасти, был он сам. – Он покачал головой. – Я только сегодня узнал о том, что Лукас отказался помочь собственному адвокату лишь потому, что он решил, будто это убийство – дело моих рук. И неудивительно. Ведь я находился в ту ночь в переулке.