Гордость и предубеждение
Шрифт:
– Только ради того, чтобы доставить тебе удовольствие, я готова поверить во что угодно, но разве от этого станет кому-нибудь легче? Если бы я знала, что Шарлотта испытывает хоть каплю уважения к мистеру Коллинзу, я стала бы думать о ее мозгах еще хуже, чем о ее сердце. Дорогая моя Джейн, этот мистер Коллинз – самонадеянный, напыщенный, твердолобый, глупый человечишко, и тебе это известно ничуть не хуже, чем мне; поэтому ты должна чувствовать то же, что и я: женщина, которая выходит за него замуж, не может считаться здравомыслящей особой. Не думаю, что тебе есть что возразить, даже когда речь идет о Шарлотте Лукас. Ведь ты не можешь ради одного частного случая попрать свою честность и принципы или же попытаться убедить себя или меня в том, что эгоизм равноценен благоразумию, а желание
– Мне кажется, ты слишком уж строга, говоря об обоих, – смутилась Джейн. – И я свято верю, что ты еще убедишься в том, как была неправа, лично увидев, сколь счастливы они будут вместе. Но довольно об этом. Ты упоминала еще кое-что. Ты говорила о двух примерах. Боюсь, я прекрасно поняла твой намек, Лиззи, но умоляю тебя, не причиняй мне боль, считая, будто во всем виноват именно тот человек, и плохо о нем думая. Мы не можем вот так с готовностью воображать, что нас намеренно ранили. Мы не имеем права подозревать такого славного молодого джентльмена в том, что он во всем хладнокровен, расчетлив и предусмотрителен. Зачастую ничто не в силах так ввести нас в заблуждение, как наше собственное тщеславие. Да и женщины считают, что симпатия значит гораздо больше, чем это полагают сами мужчины.
– И те же мужчины прилагают все усилия к тому, чтобы положение вещей оставалось неизменным.
– Если они делают это намеренно, им не может быть оправдания; но я не верю, чтобы в мире существовало столько коварных замыслов, как это хотят представить некоторые.
– Я очень далека от того, чтобы приписывать действия мистера Бингли к какому-нибудь коварному плану, – возразила Элизабет. – Но и в неосознанном злодеянии, в невольном причинении обиды, зла не меньше, чем в самом коварном замысле. Легкомысленность, жажда проникнуть в чужое сердце и добиться его восхищения, недостаточная твердость характера сами сделают свое черное дело.
– И ты хочешь возложить ответственность за это на кого-то из них?
– Несомненно. Но если я продолжу, боюсь, что совсем тебя огорчу, ведь критика моя нацелена на тех, о ком ты очень хорошего мнения. Так что останови меня, пока еще не поздно.
– Значит, ты настаиваешь на том, что сестры мистера Бингли намеренно влияют на его поступки?
– Вот именно, да еще и в компании с его другом.
– Я не могу в это поверить. Зачем им это надо? Все, что они должны ему желать, – это счастье; и если уж я стала ему дорог(, то никакая женщина в мире не в силах встать у него на пути.
– Твое первое утверждение полностью ошибочно. Вполне возможно, что они желают от него еще что-нибудь помимо счастья. Они могут хотеть, чтобы богатство его приумножилось, а положение выросло; они могут желать, чтобы тот женился на девушке, которая даст ему все: состояние, связи, гордость, наконец.
– Вне всяких сомнений, они хотят, чтобы он остановил свой выбор на мисс Дарси, но настойчивость их может быть вызвана более благородными побуждениями, чем это кажется тебе. Они знакомы с ней гораздо дольше, чем со мной, и, разумеется, знают ее куда как лучше. Не удивительно, что и любят они ее сильнее, чем меня. Но все же, что бы они там ни желали, не думаю, что они осмелятся противопоставить свои планы чувствам брата. Какая сестра способна допустить подобную вольность? Если они считают, что он любит меня, они, разумеется, не станут пытаться нас разлучить. А если так считает он сам, то никто не в силах ему помешать быть рядом со мной. Высказывая свои ужасные подозрения, ты выставляешь людей в дурном, неестественном свете, а меня делаешь совершенно несчастной. Не жаль мое сердце такими мыслями. Я не стыжусь того, что допустила ошибку; а если и стыжусь, то совсем немного, и это ничто по сравнению с тем, какие чувства мне пришлось бы испытывать, согласись я с твоей точкой зрения о нем и его сестрах. Так что позволь мне остаться при своем мнении, позволь мне думать обо всех только хорошо.
Элизабет не нашла, что можно возразить против такого желания, и с этого момента в своих разговорах сестры едва упоминали имя мистера Бингли.
Миссис
Подход мистера Беннета к этой проблеме оказался совершенно иным.
– Итак, Лиззи, – сказал он ей однажды, – твоя сестра нынче переживает несчастную любовь, как я понимаю. Поздравляю ее. Всякой девушке несчастная любовь нравится ну разве что чуточку меньше, чем замужество. Она дает ей пищу для ума и несколько выделяет среди подруг. А когда наступит твой черед? Ты едва ли сможешь долго терпеть превосходство Джейн. Тебе пора действовать. Нынче в Меритоне достаточно офицеров для того, чтобы сделать несчастными всех юных леди в округе. Возьми-ка в оборот мистера Уикема. Он настоящий симпатяга, и поэтому боль твоя будет еще больше.
– Благодарю вас, сэр, но мне вполне хватит и менее симпатичного человека. Не можем же мы надеяться, что всем так повезет, как повезло Джейн.
– Твоя правда, – кивнул мистер Беннет, а потом добавил: – Подумай только, какое это утешение знать, что, если с тобой произойдет что-нибудь в этом роде, к тебе тут же подоспеет любящая мать, которая выжмет из всей истории все, что только можно.
Общество мистера Уикема вполне ощутимо разгоняло мрак, опустившийся на многих в Лонгбурне в свете последних печальных событий. Он часто к ним заходил, и теперь ко всем прочим его достоинствам добавилось еще одно вполне универсального свойства: те жалобы на мистера Дарси, что сама Элизабет уже слышала не единожды, отныне стали предметом всеобщей огласки, и всякий в этом доме спешил порадоваться тому, что с самого начала невзлюбил мистера Дарси, не зная еще всех подробностей этой жуткой истории.
Джейн Беннет оставалась единственным существом, полагавшим, что в этом деле все же могут скрываться какие-то оправдания джентльмену, не оглашенные еще в Хертфордшире. Ее мягкая и настойчивая искренность взывала к терпимости и праву на ошибки, но, кроме нее, так никто больше не думал; и посему мистера Дарси публично заклеймили презрением и титулом самого недостойного джентльмена.
Глава 25
После целой недели, проведенной в заявлениях о собственной любви и предвкушении счастья, с приходом субботы мистер Коллинз вынужден был расстаться с ненаглядной своей Шарлоттой. Тем не менее, боль разлуки с любимой значительно смягчилась подготовкой к приему невесты, потому как у него были все причины полагать, что вскоре после очередного его возвращения в Хертфордшир наконец-то назовут тот день, который сделает его счастливейшим из людей. Расставание пастора с родственниками в Лонгбурне прошло столь же тепло, как и в прошлый раз. Он без конца желал своим славным кузинам счастья и здравия, а отцу их пообещал прислать новое письмо с благодарностями.
В следующий же понедельник миссис Беннет имела удовольствие принимать у себя брата с супругой, которые, как обычно, Рождество встречали в Лонгбурне. Мистер Гардинер был мужчиной тонким и рассудительным, во много превосходившим сестру как по достоинствам характера, так и по образованию. Дамы из Незерфилда, разумеется, усомнились бы в том, что человек, живущий с доходов от торговли в доме рядом с собственным складом, может быть таким милым и приятным. Миссис Гардинер, будучи весьма моложе миссис Беннет и миссис Филипс, признавалась всеми как прекрасная, умная и элегантная дама, пользующаяся огромным успехом у всех своих племянниц из Лонгбурна. Между двумя старшими и нею установилась особенно тесная дружба. Когда барышни приезжали в город, они частенько останавливались у своей славной тетки.