Горицвет. Лесной роман. Часть 1.
Шрифт:
– Что, не чаяла свидеться?
– с заметным усилием прорычал господин.
– Ан нет, не тот я человек, чтобы спускать обиду, хотя бы ты и розанчик.
– Это уже была прямая угроза.
Жекки вскрикнула и побежала, отталкивая перед собой воздух обеими руками как пловчиха. Она слышала бешеное биение сердца, тоненький цокот каблучков, петляющий, грозный топот настигавшего преследователя, но при этом довольно долго не слышала ровного размеренного рокота, добросовестно сопутствующего всем этим звукам. Только бросив мельком взгляд на улицу в поисках спасительного извозчика, Жекки увидела, как параллельно тротуару, по которому она с таким отчаяньем
Развалившись на сиденье, Грег удерживал руль одной рукой, другой успевал стряхивать пепел с сигары. И еще то и дело посматривал на происходящее у него под боком преследование с таким видом, словно оценивал различные шансы участников этого занимательного забега. Встретившись с ним глазами, Жекки захлебнулась от негодования. Угольные глаза Грега бросали на нее искрящийся весельем ядовитый огонь. Она не смогла ответить, поскольку ее преследователь ухватился за ремешок сумочки и рванул его с неожиданным ожесточением. Жекки чуть не упала. В ту же секунду раздался отрывистый, грозный гудок автомобильного клаксона. Хватка сального господина немедленно ослабла. Отбежав от него на приличное расстояние, Жекки увидела, как Грег, аккуратно затормозил прямо у бордюрного выступа, где она с трудом переводила дыхание.
– Думаю, будет лучше, если вы все-таки сядете в авто, - сказал он, заметно надавив на слово "лучше".
Жекки поняла, что ей ничего не остается, как согласиться. Закрывая за ней дверь, Грег перегнулся, вытянувшись поперек салона и пахнув терпким ароматом только что выкуренной сигары.
– Давно бы так, - точно снисходя, заявил он, перед тем как включил двигатель.
Через пару минут грэф и штифт начал набирать скорость, оставляя за собой клубы выхлопных газов, а сальный господин еще долго мотался посреди мостовой, обводя ее мутным обеспокоенным взглядом.
XXXVIII
Довольно долго они ехали молча. Грег, видимо, всецело сосредоточился на управлении автомобилем. Жекки прибегала к неслыханным усилиям, чтобы казаться спокойной. Она бы не могла сказать, что ее тревожило. Судя по всему, худшее все же осталось позади. И все таки что-то мешало ей чувствовать себя в полной безопасности.
Мысленно она отдавала должное молчаливости Грега, наступившей сразу после ее водворения в автомобиле. Он не стал приставать с расспросами о том, как и почему она оказалась на Вилке, что делала ночью на Карабуховской улице, хотя не мог не понимать, что причины, заставившие ее пренебречь общественным табу, должны быть из ряда вон выходящими. Жекки в свою очередь тоже решила не выспрашивать его, каким образом он очутился на улице с палисадником, где на нее напал сальный господин. Иначе, как ей думалось, неизбежно возникло бы предположение о неслучайности их встреч, а ей уже и без того казалось, что Грег каким-то образом следит за ее передвижениями по городу и старается бывать там, где почему-либо бывает она.
Последняя догадка, впрочем, оставалось исключительно интуитивной. Разумные доводы были на стороне заурядности. Оба живут в небольшом городишке, где круг "приличного" общества ограничен буквально двумя-тремя десятками людей. Не встречаться друг с другом при столь тесном пространстве для общения можно, только если не выходить из дома. К тому же, рестораны, банки, злачные места гораздо больше подходят для богатых бонвиванов с сомнительной репутацией,
Больше всего волновало другое. Вблизи Грега Жекки охватывала какая-то непростительная робость. Смущение приходилось ретушировать намеренно вызывающими красками. Конечно, он сам провоцировал ее, и она всего лишь оборонялась, но за этой, будто бы вполне объяснимой, внешней стороной их отношений ей упорно виделось что-то несомненно более глубокое, более сложное и даже, более тягостное, чем то, что проступало наружу. И теперь, после страшного разоблачения в трактире, прежнее ощущение душевной тяжести, терзавшее ее несколько последних дней, предстало в совсем ином, зловещем свете.
"Какие у него глаза, - думала она, принужденно вглядываясь в убегающую за стеклом ночную бездну, - почти такие же, как эта ночь. И как могут такие глаза превращаться в те, другие... желто-зеленые, с тем другим, необыкновенным их выражением? Как будто все остальное преображение из человеческого в звериное не так же невероятно. Как будто человеческая рука, ставшая волчьей лапой, выглядит не так... так невозможно. Нужно просто принять это и, наверное, я должна буду сказать ему... Да, это нужно сделать обязательно. Сегодня, завтра... Тянуть нельзя, потому что он - это ..."
Ей все еще трудно было соединить их. Но чем дольше она присматривалась к поведению Грега, чем чаще ловила на себе его взгляд, сопоставляя и сравнивая его со всем, что знала о Сером, тем меньше сомнений у нее оставалось. Она даже не заметила, как перестала удивляться или, тем более - ужасаться таким размышлениям. Грег больше не внушал того крайнего неприятия, которое она испытывала еще утром. И это было довольно новое, не распробованное до конца чувство. Каков его истинный вкус должно было разъяснить время. Ну а пока... Что ж, добрые отношения с Грегом, если они возможны, предотвратили бы уйму бед и целую кучу неприятностей. Хотя, что бы там ни было, спасать следовало все-таки волка, а вовсе не его человеческий перевертыш.
Вспоминая Серого, лежащим возле ее ног, с мордой, доверчиво уткнувшейся ей в ладони, представляя себе, как она ласково запускает руку в его пушистый мех, Жекки не заметила, как ее глаза затянула влажная поволока. В чертах лица обозначилась мягкость, придав его полудетской округлости какую-то трепетную беспомощность и нежность. Она не могла видеть, как во влаге и трепете ее взгляда сквозь голубоватую дымку проступило неясное свечение. Не заметила, как, отвернувшись от ночной темноты, почему-то уставилась на Грега. Как, погрузившись в воспоминания, невольно обратила на него и эту невысказанную нежность, и ласкающий глубинный свет. Встречный обжигающий пламень угольных глаз оборвал ее полусонную задумчивость. Что-то грозное и горячее мгновенно взметнулось на дне заполнившей их черной бездны. Она увидела это и впервые по настоящему, до внутреннего содрогания, испугалась.
"Конечно, это он, - опять спохватилась она, - теперь уже ясно, и значит, как бы там ни было, надо предупредить его и... нужно взять себя в руки. Я не должна показывать, что боюсь... В конце концов, это же Серый".
Лишь это последнее напоминание о ее милом хвостатом приятеле вернуло биению сердца относительно ровный ритм. Она уже начала придумывать, как сгладить возникшее только что недоразумение и сделать первое пробное суждение о странных случайностях и совпадениях, чтобы перекинуть мостик к правде о подслушанном ею разговоре, как вдруг Грег рассмеялся.