Горицвет

Долевская Яна

— Не могу знать, а только им надобно ехать.

— Мы уезжаем, Иван Гаврилыч, — подтвердил Грег.

— Помилуйте, как это можно… нет, вы послушайте… по крайности, возьмите наших лошадей и поезжайте на них, а не…

— Сом, ты помнишь, что нужно делать? — прервал его строгий вопрос, заставивший Сома немедленно вернуться к автомобилю, а Дудырева прикусить язык.

Грег словно нарочно не стал возрожать смотрителю. Не вставая со скамьи, он обратил все внимание на Сома. Рыжий верзила, явно робея и страшась собственной робости, взялся за автомобильный стартер. Как плохой, но послушный ученик, он должен был повторить перед учителем затверженный, но очевидно, совершенно не усвоенный урок. Рывком повернув ручку заводящего

механизма, он отпрянул в диком испуге, как только мотор издал первый раскатистый рык. Из-за этого убегающего жеста стартер выскочил из полости в двигателе и упал на утоптанную землю. Сом виновато и все еще испуганно посмотрел на Грега.

— Попробуй еще раз, — невозмутимо потребовал тот, — и ни в коем случае не бросай ручку после того, как мотор начнет работать. Ты должен дать ему время, Сом.

— Уж больно она сердито рычит, ваша милость.

— Ничего. Продолжай, как я сказал.

Сом снова взял в руки стартер, поплевал на него, видимо рассчитывая немного протянуть время перед новой попыткой укротить страшную железяку, и осторожно закрепил замысловатую криулину в черном автомобильном зеве.

— Ну давай, окаянная, — подбодрил он сам себя, с преувеличенным старанием раскрутив стартер.

Двигатель взревел. Сом, как бы ни был напуган, на сей раз удержался от поспешного прыжка в сторону. Выхлопной газ поплыл, мешаясь с дымной пеленой. Мотор продолжил ровное несколько рассерженное рычание. Можно было подумать, что грэф и штиф, не привыкший к грубому обращению, выражал решительное недовольство.

— Хорошо, — сказал Грег и немного приподнявшись, добавил: — Теперь вытащи рычаг и подойди сюда.

Упираясь плечом в подставленный ему толстый бок Сома и обхватив его за шею, Грег подошел к рокочущему авто. Не без той же услужливой поддержки спустя пару секунд он очутился на сиденье рядом с водительским местом.

— Садись рядом, Сом, я научу тебя управляться с этим зверем. Сом расплылся в широченно-безобразной улыбке.

— Я как изволите, — пробурчал он, переполненный благодарностью, но тут же, помявшись, выдохнул сконфуженным полушепотом: — Только чтой-то боязно, ваша милость. Уж больно она сумнительна, так что в ушах от ее померкло.

— Что?

— Тык, это, ваша, то исть, механика.

— Полезай, тебе говорят, — решительней потребовал Грег.

Больше Сом не посмел сопротивляться и с громким сопением водрузил себя в шоферское кресло.

Дудырев, а потом и Катерина Петровна, бросившая возню у печи, смотрели на все это, затаив дыхание, не смея ни возразить что-либо, ни, тем более, остановить невиданное действо.

— Ты должен делать все в точности, как я скажу, и не более, — послышалось сквозь шум мотора. Грег уселся так близко от Сома, как только ему позволяло сиденье и, видимо, непроходящая боль в ноге. — Это очень просто, Сом. Проще чем запрячь лошадь. Вот видишь слева от тебя торчит штырь с рукояткой возьмись за него, а правой рукой придерживай руль… да нет, вот так…

Еще несколько слов, потерянных в раскатах двигателя, и грэф и штифт податливо дернулся вперед, резко подбросив на мягких креслах обоих седоков, столь некудышно вздумавших направлять его благородную, ролс-ролсовую особу. За воротами, когда автомобиль начал стремительно набирать скорость, Грег, словно припомнив что-то, оглянулся на смутно проступавший сквозь белесую пелену старый, покосившийся дом с ракитой, и махнул ему рукой, то ли прося прощения, то ли выражая запоздалую благодарность, а не то, просто давая знать людям, с опаской смотревшим ему вслед, что им не о чем больше беспокоиться.

XII

Сома распирало от гордости. Петрляксаныч не только доверили ему вести свой авто — диковинную, неистово орущую керосинку, изрыгающую дым и пламень, но еще и собственноручно поддерживали его, ни на минуту не упуская из вида положение его

рук, ног и направление его взгляда. Такое внимание к своей персоне раньше Сом не встречал не только ни от кого из господ, включая их милость, но чего уж там — от собственной непутевой женки. Ко всему еще было диковинно, что никакая оплошность, неповоротливость или явная бестолковость не могли вывести их милость из себя. Они ни разу при всей возможности и безропотной готовности принять от них что угодно, не подумали дать новоявленному шоферу ни одной зуботычины, хотя бы в тот памятный раз, когда, желая дать роздых онемевшим от напряжения пальцам, Сом отпустил руль, и грэф и штиф со всего размаху едва не слетел в придоржную канаву, и даже ни разу не повысили голоса, несмотря на то, что поводов для срывов было хоть отбавляй.

Автомобиль мчался по иссушенной зноем дороге, оставляя позади белые клубы пыли. Они долго вились в воздухе, перемешиваясь с неподвижным окрестным маревом. За поворотом с Инского тракта, когда они съехали на более узкую и изъеденную рытвинами проселочную колею, дымная мгла стала особенно плотной. Настолько, что за ее однородными ватными наплывами подчас с трудом можно было различить кусты у обочин и встающие впереди черные деревья.

Однообразный неопределенный свет, не похожий ни на день, ни на сумеречное предвечернее угасание ни, тем более — утреннее пробуждение, не мог дать ни малейшего представления о времени суток. Только быстро остывающий, леденящий дыхание, воздух подсказывал, что спрятанное где-то за пеленой солнце во всю катится на запад, и уже совсем скоро должно стемнеть. Вездесущий удушливый запах гари, не переставая, разъедал нос и горло и оставлял неприятное, неустранимое послевкусие во рту. Дышать приходилось будто бы через силу. Сом вообще не понимал, как это им с их милостью удается так быстро и ловко пробираться на такой опасной штуковине, как машина, сквозь всю эту дымную муть. Куда они пробираются, он не думал, точнее, был уверен, что ехать им больше некуда, кроме как в Инск, и куда бы не направлял его голос их милости, повелевая поворачивать то направо, то налево, то держать прямо, он ни на минуту не усомнился — конечная цель их поездки именно город.

Поэтому, когда Грег приказал плавно отвести ступню от педали и вытянуть ручной рычаг, и Сом исправно выполнив его распоряжение, увидел, что автомобиль остановился акурат возле глубокой рытвины на краю дороги, то сразу ни за что не хотел поверить, что их милости угодно было направляться сюда, в это, ничем не примечательное, глухое и безлюдное место, которое Сом даже с трудом мог бы назвать, поскольку не вполне ясно представлял, где они петляли, свернув с большой дороги. Но когда Петрляксаныч, распахнув дверь с исказившимся от боли лицом, вытолкнули себя из машины и, подхватив заранее припасенный костыль (Сом самолично выстругал его из сосновой крепкой жердины, раздобытой на постоялом дворе), сделали пару шагов вдоль онемевшего грэфа и штифта, перепуганный Сом уставился на него в полном смятении.

— С этой палкой я стал похож на него, как две капли воды, правда? — сказал Грег, бросив на Сома загоревшийся каким-то нехорошим огнем взгляд. Сом не знал, что и думать. — Я сейчас пойду один, Сом, — продолжил Грег, делая очередной вымученный шаг. — Если захочешь, можешь подождать меня здесь до утра. Если я не вернусь… — Он вдруг остановился и, сообразив что-то, продолжил изменившимся, как будто нарочно приглушенным голосом: — Впрочем, я не могу требовать от тебя такой жертвы, ты и без того сделал для меня довольно. Поэтому вот держи. — Он положил на пустое сиденье красную десятирублевую купюру. — За труды. А это мелочь, — Грег высыпал поверх красненькой несколько медных монет. — С этим ты спокойно сможешь нанять лошадь в ближайшей деревне. Вон там, за оврагом, видишь, поднимается высокая ель. Держись ее, и выйдешь к людям. Там наймешь лошадь до города и…