Горицвет

Долевская Яна

— Напрасно вы это, — удрученно сказал, Сом не дослушав, — ей-ей, зря. Нешто вы думаете, я брошу вас здесь одного, с покалеченной ногой да еще на ночь глядя? Да я без вас и шагу-то не сделаю, ваша милость, да и глаз не сомкну. А это, — он кивнул на рассыпанную горсть монет, — вовсе уж не к чему.

— Сом, ты знаешь, я всегда считал тебя своим другом, — Грег посмотрел в обращенные на него наивные, часто моргающие медвежьи глазки, и в строгих чертах на его замкнутом лице словно что-то оттаяло. — Само собой, я знаю, что ты старался не из-за денег, но послушай… — он подошел ближе к Сому, и нагнувшись к нему так низко, что Сом почувствовал воспаленную горечь встречного дыхания, надавил уже иначе. Сом ошалело смотрел, не смея пошевелиться. — Ты останешься здесь или пойдешь в деревню, — сказал Грег, — а я пойду один, куда — не твое дело. — Сом засопел, ему было трудно

понять, но он покорно кивнул головой. — Вот то-то, — прибавил Грег, отступая. — И еще. — Он медленно прошелся, стряхнув пыль с горячего капота. — Когда доберешься до города, постарайся найти Лефарева. Скажи ему, что машина осталась на дороге недалеко от Волчьей горки, в начале Лога. Он сможет забрать ее, если только успеет. Ну а теперь, Сом, мне надо идти. Будь здоров и не слишком много думай о… обо всем этом. Если получится, я еще найду тебя.

Грег взял огромную лапу Сома и сильно дружески сжал ее.

Сом молчал, опустив глаза. Его мысли поворачивались слишком медленно, а желание схватить их милость в охапку, усадить их на прежнее место в ихнее авто и помчать, куда глаза глядят, только бы не дать им сделать того, что они задумали, было всего лишь желанием. Что осуществить его невозможно, Сом понимал яснее ясного. На то они и их милость, чтобы вести себя как им заблагорассудится. Помешать им ни в коем случае нельзя, потому как опасно, а еще, пуще того — обидно для них. Они-с не потерпят.

Так ничего и не сказав, Сом проводил часто мигающим взглядом уходящую от него высокую, неясную в белесом сумраке, фигуру. За обочиной справа от колеи начиналась лесная опушка. Грег пересек ее хромающими рывками, и скрылся в густых, мрачно нависавших зарослях. Лес надвигался, казалось, со всех сторон, сжимая кольцом все видимое пространство. Белая призрачная мгла, окутывая его, придавала ему и без того неверный, пугающий вид, вид чего-то не вполне реального, ускользающего, грозящего, по меньшей мере, неизвестностью, а по большей — неминуемой, безвестной гибелью.

XIII

Белая мгла неподвижно стояла над лесом, окутывая его целиком, закрывая вершины, путаясь в темных ложбинах, мутным молоком растекаясь между деревьями. С наступлением ночи текучая, горькая мга вырастала над землей подобно тяжелым каменным стенам, окружающим древний город. И человеческий взгляд уже с трудом мог проникнуть сквозь густой белый воздух, в котором чувствовалась только едкая гарь и только нарастающая с каждой минутой, пока невидимая, угроза.

Однако, предосторожность была соблюдена в полной мере. Командор Высокого Ордена никогда не позволял пренебрегать ей. Поэтому защитный купол, делавший невидимым все, что происходило внутри него, был установлен, как и предполагалось, над первой точкой выхода из пространственного тоннеля. Той, несколько вытянутой поляной, расположенной на высоком выступе Волчьего Лога, окруженной огромными мохнатыми елями с развалинами древнего святилища — как внушалось местным любопытным жителям, — а на самом деле, как прекрасно знал Верзевел Вуд — истинный тавр, с пятнадцати лет посвященный в рыцари Ордена и примерно столько же бессменно несущий службу почетного гарда при особе Командора — с остатками Базы первых следопытов, открывших затем еще несколько выходов из тоннеля.

Здесь, на выступе, собрались в назначенное время все те, кто мог и должен был повлиять на окончательное решение — около трех десятков рыцарей-тавриеров, последних, оставшихся по эту сторону связного канала. И хотя Верзевел Вуд подозревал, что его повелитель уже все решил, и что его решение так же неотвратимо, как приближающийся лесной пожар, Командор Высокого Ордена и Наместник Небесной Розы в Открытой Стране, не имел права единолично, без предварительного обсуждения с рыцарями, выносить какой бы то ни было приговор, тем более — приговор, касавшийся, в конечном счете, судьбы каждого тавриера.

Бледный широкий луч, пробивая окрестную мглу, проницал насквозь защитный купол и озарял его изнутри матово голубым свечением. Можно было подумать, что это луна, выбравшись из-за густой дымовой завесы, показалась над деревьями и пролила на них поток холодного, отмирающего сияния. Но осязаемость лунного притяжения, близость ее притягательной полноты, не могла никого из тавров ввести в заблуждение. Матовое освещение внутри купола над поляной было искусственным.

Верзевел Вуд смотрел на собравшихся рыцарей, своих друзей. С каждым из них были связаны многие годы служения, тяготы воплощений, жестокость противостояния и нескончаемая радость созидания, сбережения и обновления

здешнего, слишком несовершенного мира, ради которого их призвал Орден. Верзевел не представлял, какие слова скажет сейчас Командор, дабы никто из них не почувствовали безмерного разочарования. В самом деле, положение дел, в общем-то, было понятного каждому, и ни для кого, само собой, не стало откровением то, о чем в первую очередь счел необходимым сообщить Наместник, он же — Рэй Эрингор, как по-прежнему мысленно продолжал называть его Верзевел Вуд, поскольку человеческое имя приора — Аболешев, резало слух, пожалуй, еще сильнее, чем его собственное — Йоханс.

— Друзья, — сказал Командор, запахнувшись плащом и окидывая глубоким взглядом собравшихся, — многие годы вы честно исполняли свой долг. Наши далекие предки, открывшие для себя этот заброшенный мир, завещали нам сохранить его как активно витирующую систему. Они, как и мы, их наследники, искренне верили — благо здешней формы живого заслуживает нашего прямого участия. Благо жизни казалось нам, возрастая по мере эволюции биоэнергий, сможет в конце концов победить и здесь, в этом уголке обитаемого пространства, свою обратную сторону — обратный ток сил — энергию небытия.

На протяжении нескольких веков рыцари-тавриеры делали все возможное для поддержания жизненного равновесия в этой сложной, наполненной противоречиями, вита-среде. Мы смело внедрялись в нее, пробуя стать с ней неразрывным целым и одновременно, сохранить часть своей подлинной природы. Простой вариант такого внедрения известен каждому из вас, и каждому по собственному опыту известно, с какими тяжелыми нагрузками он сопряжен. Трудностей нам хватало. И главными из них были далеко не те, что сопровождали наши вынужденные перевоплощения.

К сожалению, непостоянство здешней вита-энергетики, ее подверженность сильному влиянию встроенных антисистем, стало для нас куда большим препятствием. Открытая Страна отвергала нас. Думаю, это особенно очевидно на примере немногих рыцарей, испытавших путь человека, ибо и сам человек, если вдуматься, так же до конца не принят доставшейся ему природной средой. Это бедное, слабое животное помещено здесь случайно, бесцельно и лишь на краткое время. Совершенно ничтожное, если сравнивать его с управляемым бессмертием тавров. Но что гораздо печальнее для человека, он отвергается и своей, им самим выстроенной, человеческой общностью, потому что эта общность имеет слишком жалкие цели: от простого выживания на низшем уровне, до максимального комфорта — на высшем. Среда, идеальная для сохранения огромной биомассы в относительном равновесии, убивает все подлинно динамичное, уникальное или хотя бы незаурядное. Мир, обусловленный пошлостью, тяготеет к регрессу. Поэтому путь человека, сколь бы много не заключал он в себе потенциальной привлекательности, с самого основания Высокого Ордена был запрещен для экспериментов и использовался только как исключительное средство лишь избранными, специально подготовленными носителями эйя-сущности. Представляя здесь такой, избранный род, я позволю себе лишний раз утверждать, что ограничения, наложенные на наши контакты с представителями местной разумной жизни, были и остаются вполне оправданными.

Думаю, в особенно горестные минуты, вам, как и мне, не однажды приходили мысли о том, что враждебность здешней среды непреодолима, что все наши усилия тщетны. Но любовь к живому, врожденная нам, оказывалась неизменно сильнее. Сострадание одерживало верх над отчаяньем. И подчас мы ясно слышали, как этот чуждый мир сквозь вражду сам взывал к нам о помощи. Тогда нам хотелось верить — рано или поздно плоский онтос изменится. Высшее возобладает над низшим, и здешний миропорядок уступит воздействию превосходящих его полисистемных параметров. Казалось бы, наша упорная работа на протяжении многих поколений давала основания для подобной веры. Биосреда Открытой Страны не только сохранялась в первозданном виде, но и приростала за счет накопления плотности вита-вещества. Враждебные ей токи антиэнергий, поглощавшие бесценные био-частицы, встречали наше неизменное сопротивление и отклонялись во вне. Но, судя по всему, наше вмешательство в эволюцию местной биосреды несло в себе непросчитанные риски. Со временем аннигилирующие свойства, вопреки принятым мерам, а возможно, и вследствие их слишком интенсивного воздействия, стали усиливаться, уровень антиизлучения возрастать. Кстати, — Рэй Эрингор сделал паузу и обратился лицом к мрачноватого вида белокурому молодому рыцарю с железной цепью Ордена поверх светлого таврского плаща, — сэр Эрзевил Дарр, прошу вас, сообщите собранию последние результаты замеров на кольцевых станциях.