Горит ли Париж?
Шрифт:
На улице окружившие здание танкисты прострелили шланги пожарных, пытавшихся погасить огонь. Вскоре весь дворец был объят пламенем. Одна из лошадей Ука выскочила наружу и бросилась по улицам. Она была подстрелена и со ржанием упала на асфальт. Изо всех прилегающих домов с тарелками и ножами выскочили голодные парижане и бросились к умирающему животному, все еще украшенному красными, белыми и голубыми лентами, которые У к заказал для своего шоу по случаю освобождения.
Зажатые между немцами, огнем и мечущимися животными Ука, полицейские «Гран пале» поняли, что их положение безнадежно. Некоторые обратились к единственному пленному немцу в комиссариате —
Пока языки пламени завершали свою работу на каркасе «Гран пале», поблизости, прислонившись спиной к дереву, сидел всхлипывающий человек, снова и снова повторявший одни и те же слова: «Все потеряно… все потеряно». Сочувствующий прохожий подошел к Жану Уку, чтобы успокоить его. Он похлопал его по поникшим плечам и попытался подбодрить: «Не расстраивайтесь, союзники будут здесь через несколько дней, вот увидите». Хозяин цирка Ук с тупой злостью уставился на говорившего… и зарыдал громче прежнего.
В течение всего дня черный дым, струившийся из «Гран пале» словно мрачный предвестник гибели, покрывал пятнами серое парижское небо. На город, никогда не видевший результатов работы дюжины танков или массированного воздушного налета, ужасающее впечатление произвела та легкость, с которой один танк-робот и несколько зажигательных снарядов распотрошили огромное здание. Пока тянулись эти гнетущие часы наполненного влагой дня, горящее здание служило постоянным напоминанием о реальности захлестнувшего город слуха: вермахт готовится к уничтожению столицы.
После четырех с половиной дней сражений боевой дух отрядов ФФИ впервые заметно упал. Боеприпасы подходили к концу. Потери были большими. Ответные удары немцев становились все более мстительными. К ночи в эту кровавую среду на улицах города будет убит пятисотый парижанин, число раненых достигнет двух тысяч. Союзники, которых так ждали сразу после начала восстания, все не прибывали.
Во всех районах города интенсивность боя нарастала. В Лa-Вийетт группа бойцов ФФИ, прижатых к пустому скотопригонному двору, отражала многочисленные атаки свыше пятидесяти немецких солдат. На улице Жессен, у подножия Монмартра, баррикада, под прикрытием которой сражались две дюжины отважных железнодорожников-коммунистов, выстояла против танка и немецких солдат, доставленных туда на двух грузовиках.
В своем кабинете в отеле «Мёрис» унтер-офицер Отто Фогель из 650-й роты связи снял трубку зазвонившего телефона. Раздался умоляющий призыв на немецком: «Гипноз, помогите!» «Гипноз» был новым кодовым наименованием отеля «Мёрис». «Нас атакуют террористы. Скорее, помогите!» — продолжал говоривший. В этот момент Фогель услышал на другом конце провода выстрелы. «Они уже пересекают двор!» — прокричал неизвестный. Раздалась еще одна очередь. Фогель услышал глубокий вздох и медленно, затихающим голосом произнесенные слова: «Мама, мама, помоги!». Наступила тишина. Затем издалека послышалась французская речь, и Фогель повесил трубку.
С обеих сторон участились случаи бессмысленной жестокости. На площади Оперы какой-то немец выпрыгнул из машины, подбежал к французу, читавшему одну из появившихся в городе
Затем он повернулся к продававшей их старушке. Она спаслась тем, что прикинулась неграмотной.
На улице Арп у мадам Андре Кош, открывшей пункт скорой помощи в классе школы Сен-Винсент-де-Поль, не нашлось места для легкораненого восемнадцатилетнего немецкого солдата. «Не беспокойтесь, — сказал ей сопровождавший раненого боец ФФИ, — мы все равно их всех перестреляем». Немец схватил руки мадам Кош и, глядя на нее молящими сыновьими глазами, дрожащими губами произнес что-то по-немецки. Она умолила охранника пообещать, что юношу не расстреляют. Они ушли, а через несколько секунд до ее слуха донеслись выстрелы. «Они прикончили его», — объявил один из санитаров.
Но, как всегда, такие случаи уравновешивались проявлениями благородства.
Почти в то же самое время в палате госпиталя «Отель-Дьё», куда его принесли на носилках санитары ФФИ, зондерфюрер Альфред Шленкер — переводчик военного трибунала — увидел склонившуюся над своей кроватью фигуру окровавленного француза в гражданском. Берлинец Шленкер, раненный три часа назад около «Перекрестка смерти» на бульваре Сен-Мишель, был уверен, что «террористы» сейчас его прикончат. Шленкер увидел, как человек полез в карман. «Достает пистолет», — подумал Шленкер и закрыл глаза. Когда через несколько секунд он их открыл, то увидел перед собой протянутую руку. Рука сжимала сигарету. «Тебе повезло, фриц, — сказал француз, отдавая ее Шленкеру, — для тебя война закончилась».
Из всех опасностей, нависших над жителями Парижа, ни одна не была столь близкой в эту среду, как растущая нехватка оружия и боеприпасов. В Префектуре полиции боеприпасов оставалось лишь на несколько часов боя, несмотря на то что по подземным проходам от метро запасы были несколько пополнены. Полковника Роля, находившегося на своем подземном командном пункте «Дюро», осаждали мольбами об оружии и боеприпасах, молили о том, чего у него совершенно не было. Роль проклинал своих соперников-голлистов, будучи уверен, что они так и не передали его срочные обращения к Лондону за оружием.
Но в это утро исполнению желаний Роля помешали не махинации голлистов. Генерал Пьер Кёниг отдал приказ, как сам себе и обещал, о массированной заброске оружия в город, которую накануне в последний момент отменил. 130 самолетов эскадрильи «Карпетбеггер», доверху загруженные тысячами единиц оружия и боеприпасов, в которых отчаянно нуждался Роль, были готовы взять курс на Париж. Удерживало их лишь одно: враг более непримиримый, чем любой политический соперник, — туман, густой, непроницаемый английский туман. С самого рассвета он приковал самолеты полковника Хефлина к взлетной полосе в Харрингтоне. Хефлин уже отчаялся когда-либо вылететь на это задание.
Стоявший рядом зеленый ВЧ-телефон зазвонил. В Лондоне, в штабе генерала Пьера Кёнига, только что стало известно, что 2-я бронетанковая дивизия получила приказ наступать на Париж. Для заброски оружия не оставалось никаких оснований. Пьер Кёниг отдал приказ вновь отменить операцию «Нищий», на этот раз навсегда. Через несколько минут солдаты Хефлина начнут разгружать 130 самолетов. Пилоты эскадрильи «Карпетбеггер» все же выполнят необычное задание в Париже, но тремя днями позже, 26 августа. Правда, вместо ручных гранат и пулеметов, в которых так нуждался Роль, они доставят мешки с углем и продуктами.