Горит ли Париж?
Шрифт:
— Вы будете счастливы услышать, что «Гран пале» уже объят пламенем, — начал Хольтиц. Затем он поблагодарил Шпейделя за замечательный приказ.
— Какой приказ? — спросил Шпейдель.
— Приказ превратить Париж в груду развалин, — ответил Хольтиц.
Группа армий «Б» лишь передала этот приказ, запротестовал Шпейдель. «Он поступил от фюрера», — сообщил он Хольтицу. Не слушая его, Хольтиц продолжал. Он уже приготовил, доложил он Шпейделю, свыше тонны взрывчатки в Палате депутатов, две тонны в подвале Дома инвалидов и три тонны в подземной часовне Нотр-Дам.
— Я полагаю, дорогой мой Шпейдель, — продолжал Хольтиц, — вы согласны с такими мерами? — Наступила неловкая тишина. Шпейдель взглянул на висящие над головой гравюры Нотр-Дам и Тюильри и едва слышным голосом ответил: «Да, да,
Продолжая, Хольтиц поведал Шпейделю, что готов «одним махом взорвать церковь Мадлен и здание Оперы». Он планирует вскоре заложить динамит в Триумфальную арку, чтобы расчистить поле для обстрела вдоль Елисейских полей и «взорвать Эйфелеву башню. Ее обломки завалят подступы к мостам, которые к тому времени тоже будут взорваны».
В своем подземном кабинете Шпейдель пытался понять, что происходит с Хольтицем — сошел ли тот с ума или разыгрывает комедию. На самом же деле, придя в ярость от приказа, переданного ему из группы армий «Б», Хольтиц лишь пытался «заставить Шпейделя понять весь ужас ситуации, в которой оказался солдат, получивший подобный приказ и вынужденный его выполнять».
На противоположном от кабинета фон Хольтица берегу Сены в почти опустевшем здании телефонной станции Сент-Аман удары топора сержанта Бернхарда Блахе грохотали, как выстрелы. Блахе, подчиненные которого «поджаривались, как сосиски» четыре дня назад у здания Префектуры полиции, по очереди уничтожал теперь установленные в здании 132 телетайпных аппарата. Его товарищ Макс Шнейдер разматывал 600 футов запального шнура, присоединенного к 25 зарядам взрывчатки, размещенным по всему трехэтажному зданию. Шнур тянулся полтора квартала к «Пежо-202», в котором их командир подполковник фон Берлипш установил взрыватель. Блахе рубанул по последнему аппарату, и шестеро солдат выбежали из здания. Позади Блахе услышал слабые звуки вальса. Впопыхах выбегая из телефонной станции, они забыли выключить радио.
Поодаль, на расстоянии сотни ярдов, за кордоном военной полиции Блахе увидел окаменевшие лица жителей прилегающего района, отрешенно взиравших на свои дома. Быстрым движением подполковник фон Берлипш опустил рукоятку взрывателя. Через несколько секунд телефонная станция, через которую армии рейха от Норвегии до Испании передавали когда-то свои приказы, исчезла в облаке пыли и обломков. Было 11.55 утра. Первая крохотная частичка программы разрушений, задуманной Адольфом Гитлером для района Большого Парижа, была выполнена.
В подвале Дома инвалидов другой офицер, подполковник Дауб, наблюдал, как его люди подсоединяли запальный шнур к двум тоннам взрывчатки, размещенной по этому подземному центру связи. Помимо взрывчатки солдаты установили десятки стальных баллонов, в которые под давлением в 180 атмосфер был закачан кислород. Когда взрывчатка сработает, эти баллоны произведут эффект десятков зажигательных бомб, от которых огонь молниеносно распространится по всему центру связи и, по всей вероятности, по всему занимающему 30 акров Дому инвалидов вместе с Музеем французской армии, картинной галереей, четырехсотлетними бараками и увенчанной золотым куполом могилой завоевателя Европы прошлого — Наполеона Бонапарта.
В Люксембургском дворце, несмотря на 35-часовое отсутствие электричества, которое удалось организовать храброму Франсуа Дальби, рабочие из ТОДТ заканчивали бурить отверстия под мины. Они уже начинили дворец, построенный в 1627 году для Марии Медичи, семью тоннами ТНТ, чего было достаточно, чтобы разметать его восьмигранный купол в клочки от 31 полотна работы Делакруа над половиной левобережного Парижа.
На прекрасной площади Согласия, за бесподобными коринфскими колоннами дворца Габриэля, над которым последние четыре года развевалась эмблема военно-морского флота Германии, хранилось свыше пяти тонн мин «Теллер» и других боеприпасов, которых было достаточно, чтобы разнести само здание, весь прилегающий сзади квартал и «Отель де Таллейран» по соседству.
На другом конце заложенной Людовиком XV площади Согласия, через Сену, во дворе Палаты депутатов солдаты 813-й саперной роты капитана Вернера Эбернаха получили
И в это ужасное утро к южной опоре Эйфелевой башни у края Марсова поля подкатил «кюбельваген», ощетинившийся ветками камуфляжа. Из машины вышли четверо и одну за другой обследовали четыре железобетонные опоры величественной башни. Час назад они получили из Берлина приказ заминировать «символ Франции». У унтерштурмфюрера Ганса Шнетта из Лейпцига и трех его товарищей, окруживших обнаженные опоры веретенообразного каркаса, вопросов не возникло. Для них символом Парижа была Эйфелева башня.
По всему Парижу — на железнодорожных вокзалах, электростанциях, телефонных станциях, в Люксембургском дворце, Палате депутатов, Министерстве иностранных дел, в штабе германского ВМФ, под Домом инвалидов, под 45 мостами — приготовления к варварской акции близились к завершению. Все, что требовалось теперь, — это еще несколько часов работы и команда от колеблющегося прусского генерала из отеля «Мёрис». Там в нерешительности томился Хольтиц, размышляя над тем, сколько еще пройдет времени, прежде чем он отдаст приказ о начале акции, которая превратит некоторые из самых прекрасных монументов Парижа в пыль и обломки.
29
Впервые за последние трое суток полковник Андре Вернон посмотрел с каким-то удовлетворением на засохшие бутерброды и выщербленную чашку с холодным чаем, стоявшую на его столе в лондонской штаб-квартире ФФИ на площади Брайнстон. Именно этот человек с вьющимися волосами стал автором колоссального розыгрыша, приведшего в состояние экстаза миллионы людей на всей планете.
Шесть часов назад в этом самом кабинете Вернон расшифровал последнее из отчаянных воззваний, исходивших от Жака Шабан-Дельмаса в Париже, мольбу о срочной присылке войск союзников, прежде чем в городе произойдет резня. Вернон не знал, что накануне вечером 2-я бронетанковая дивизия получила приказ срочно идти на помощь городу. Обуреваемый чувствами, которые в нем разожгла телеграмма Шабан-Дельмаса, он решил попытаться как-то помочь городу «преодолеть завалы» и вынудить Верховное командование союзников направить войска в столицу. Неожиданно для себя он схватил лист бумаги и набросал сообщение для прессы, в котором объявлялось, что город «сам себя освободил». Затем он приказал своим подчиненным направить бумагу прямо на Би-би-си без согласования с цензурой штаба Верховного командования союзников. Если Би-би-си, размышлял он, объявит миру об освобождении Парижа, у штаба Верховного командования не будет предлога отказаться от введения войск в город, который Вернон преждевременно освободил несколькими росчерками пера.
Незадолго перед полуднем, за несколько минут до начала ежедневно передаваемой Би-би-си сводки новостей на французском языке, молодой офицер из отдела информации Свободной Франции передал по телефону текст Вернона на студию Би-би-си. Он заверил диктора, что бюллетень был устно согласован с цензором штаба Верховного командования: это делалось довольно часто и ранее, если нужно было передать новости, полученные в последнюю минуту. Через несколько секунд ликующий и ничего не подозревающий диктор пустил фальшивую сенсацию гулять по белу свету.