Горизонты Холода
Шрифт:
– О! Оказывается, в то время, как ваши охотники за головами грабили и жгли наши поселения, а направляемые вами хошоны разоряли Петровский и грозили стереть с лица земли даже Соболевск, вы были моим другом? В таком случае, Джеймс, ваша дружба из разряда тех, что и врагу не пожелаешь. Как-нибудь без нее обойдусь.
– Что ж, вы свой выбор сделали, – генерал с показным безразличием пожал плечами и потянулся за новой сигарой. – Тогда последний вопрос. Я правильно понимаю, что таридийцы, обитающие сейчас в гуирийских джунглях, не имеют к вам никакого отношения?
– Ошибаетесь, генерал, – холодно ответил
– Предельно глупая позиция, прямо детский лепет какой-то! – Ричмонд презрительно скривился и решительно затушил в пепельнице только-только раскуренную сигару. – Дерьмовые сигары у дона Стефано. Никогда криольцы не научатся табак нормальный выращивать! Всего хорошего, Князь Холод. Скоро мы увидим, как все ваши северные чары развеются под лучами южного солнца!
Ну что вот я за сволочь такая? Испортил настроение хорошему человеку, стремившемуся подружиться со мной! Дружба, правда, у него чрезвычайно странная, если не сказать – смертельно опасная, но от души же предложенная!
А если серьезно, то ситуация прямо-таки комичная. Натурально расстроился товарищ: и табак ему вдруг не такой стал, и то, что я не собираюсь отрекаться от своих людей, предельно грубо детским лепетом обозвал. Можно подумать, он ожидал от меня покаяния и безропотного выполнения его условий. Да и вообще возникает законный вопрос: Ричмонд затеял эти переговоры с единственной целью на меня живьем посмотреть да припугнуть меня последствиями?
– Эй, товарищ! – поспешил я остановить направившегося к выходу из кают-кампании Ричмонда, чем несказанно его удивил. Никак не могу избавиться от привычки использовать иногда в общении разговорные обороты из прежней жизни. – Простите, Джеймс, привык обращаться так к собеседникам с детства, никак не удается отвыкнуть. А вы что же, не имеете в запасе никакого другого предложения? Или вы всю эту историю с переговорами затеяли, чтобы только познакомиться со мной лично?
Сначала фрадштадтский губернатор хотел ответить что-то резкое, но потом передумал, с каменным лицом выдав мне на прощание многозначительно:
– Это уже не важно. Запомните, Михаил: не все смыслы происходящего сразу доступны для вашего понимания. До скорой встречи. Уверен, что она будет приятной для меня!
Вот так. Не удержался-таки «товарищ» Ричмонд, выдал себя хвастливой фразой, подтвердив имеющиеся у меня подозрения.
– Давай-давай, великий комбинатор! – прошептал я в ответ, когда за генералом уже захлопнулась дверь. А сам задумался.
Интересно получается. Сколько раз я жаловался на отсутствие нормальной связи, а сейчас, в кои-то веки, этот фактор играет «за», а не «против» меня. Ричмонд решил организовать на меня охоту, расставил по местам стрелков и загонщиков, только вот связи у него с ними нет. То есть если что-то пойдет не так, исправить ничего уже будет нельзя. Собственно говоря, уже и теперь ничего нельзя исправить, и на этот раз на моей стороне играют также инерционность человеческого мышления и чрезвычайно медленное распространение информации в этом мире.
Два с лишним года
В результате все последние дни за прибрежными водами с высоты птичьего полета вели наблюдение сразу три дирижабля. Стоит ли удивляться, что прячущаяся в проливах небольшого архипелага эскадра из шести кораблей была легко обнаружена, а сведения о ней тут же переданы командующему нашим флотом. Дальнейшего развития событий я пока не знал, но в том, что могу беспрепятственно возвратиться в Петровск, был абсолютно уверен.
– Михаил Васильевич, у вас все в порядке? – в приоткрывшуюся дверь просунулась озабоченная физиономия Лукьянова. – Фрадштадтцы спускаются в шлюпку.
– Да и черт с ними, – равнодушно ответил я.
– Так ведь кто знает, что у них на уме? Если вдруг решат повоевать прямо сейчас, так я предпочел бы скорее оказаться на нашем корабле!
Замечание Игната было не лишено здравого смысла: не стоило так уж полагаться на свои расчеты и ожидать от противника действий, продиктованных логикой. Тем более что на фоне огромного линейного корабля два фрегата выглядели не солиднее, чем хорохорящиеся подростки рядом с матерым бойцом. Линкор превосходил наши с доном Стефано корабли как по размерам, так и по огневой мощи и численности экипажа. Не то чтобы из-за всего этого исход боя можно было считать заранее предрешенным, но что нам придется очень нелегко – это точно.
– Ты прав. Попрощаемся с доном Стефано да быстрее отправимся по своим делам. С фрадштадтцами разбираться придется, но лучше делать это не здесь и не сейчас.
32
Безумно жаль, что невозможно находиться одновременно в двух местах! Иначе я ни за что не упустил бы шанса воочию понаблюдать за форменным разгромом, учиненным объединенными силами наших военно-морского и воздушного флотов эскадре небезызвестного фрадштадтского пирата. Без накладок, естественно, не обошлось, иначе не пришлось бы еще в течение пяти часов гоняться в прибрежных водах за пытавшимися ускользнуть морскими разбойниками, но лучше уж так, чем дать кому-то из них уйти или потерять в пылу боя свои корабли.
Начать следует с того, что архипелаг, который криольцы называли дю Конти, а мы упрощенно, на таридийский лад – Дюконти, состоял из россыпи необитаемых скал и располагался на широте Западного Ратанского хребта в шести-семи километрах от берега. Поскольку ни земли, ни пресной воды там не имелось, острова Дюконти особенно не интересовали ни нас, ни криольцев. Даже на отменной рангорнской карте архипелаг был обозначен лишь по внешним контурам, а значит, даже соплеменники дона Диего не стали тратить время на его детализацию. Зато, как оказалось, его внутренние проливы прекрасно изучили и приспособили под свои нужды пираты, в частности Рыжий Джек.