Горизонты. Сборник яркой современной фантастики
Шрифт:
Робот-палач, несомненно, очень понравился бы Крашеру. Это ходячий топор, циркулярная пила, нерводер, глазокол, крупнокалиберная дрель. При необходимости палач может трансформироваться в дыбу или в электрический стул. Очень практично. Шут смотрит на палача снизу вверх, так как голова мертвеца валяется на полу, а тело стоит в стороне, озадаченно щупая обрубленную шею.
– А я думал, классика непобедима… – расстроено звучит скрипучий голос палача. – «Голова-с-плеч» всегда был самым простым и надежным способом.
– Простите, – говорит голова
– Конечно.
Голова оказывается в стальных клещах. Сперва она подвергается струе огня, затем – кислотному аэрозолю. Падает на пол обожженный череп с черными глазницами. Твердым шагом подходит обезглавленное тело и аккуратно подбирает то, что осталось. Ставит обратно на шею и… Осыпается обугленная корка, растут, дрожа и переплетаясь, мышечные волокна. Тьму в пустых глазницах заполняют два белых шарика. Вот на них появляются зрачки, радужка, роговица. Крепнут новые лицевые мускулы, медленно скрываясь за кожей, прозрачной и пронизанной капиллярами. Слой за слоем, постепенно она обретает прежнюю толщину, цвет… Шут поправляет волосы и вынимает из-за пазухи свою шляпу с бубенчиками. Надевает.
– Возмутительно, – буркает палач.
– Я самовосстанавливаюсь.
– Очень некрасиво с вашей стороны.
– Что поделать…
Не помогает и распиливание пополам, хоть вдоль – от паха до макушки, хоть поперек, по тазовую кость. Не помогает и ванна с жидким металлом, и даже пропускание через шнек. Каждый раз мертвец оказывается слишком живучим. Высоковольтный ток тоже не приносит никаких результатов, кроме яркого сияния бубенчиков.
– Сдаюсь. Пора мне на переплавку, – угрюмо мямлит палач.
– Не вините себя, – говорит шут, – просто уничтожить меня может только мой король.
– Но почему?
– Потому что он всемогущ.
– Могущественнее деус экс машины?
– Да.
– Отставить ересь! – раздается голос судьи. В смертную комнату залетает жужжащий шар с дисплеем и крестовидной антенной. На экране мигает изображение судьи. По совместительству он же комендант всей планеты.
– Попробуй ионную печь, – советует тот палачу, – она сжигает на молекулярном уровне.
– Но… она же жрет столько энергии! Придется полпланеты обесточить!
– Нет ничего важнее правосудия! – кричит шар, вибрируя и повышая громкость.
– Но чтобы запустить печь, придется вырубить холодильник! Проснется… оно!!!
Судья отвечает не сразу. Видно, перспектива пробуждения некоего «оно» тоже заставляет его нервничать.
– Ну… Думаю, если сразу схватить… это… и запереть где-нибудь на время, то ничего страшного не случится. Главное – сразу заткнуть рот этой твари… И да, кстати, вся процедура под твою ответственность. Я пока вырублю другие установки.
– Есть, – угрюмо отвечает палач, – как обычно…
Шар тут же улетает. Шут смотрит ему вслед и думает о том, какого ужасного существа могут так бояться машины.
– Пошли, – кидает палач и трансформируется в куб на колесиках, чтобы можно было выехать сквозь дверной проем.
– Пошли.
И они движутся. Мимо пылающих радиоактивным огнем реакторов, через генераторные залы, воздух которых наэлектризован так сильно, что между
Второй шлюз, такой же, как и первый, впускает мертвеца с палачом в большое конусообразное здание. Дворец температур, тут можно как достигнуть абсолютного нуля, так и превратить все что угодно в атомный пепел. В первой половине здания установлена ионная печь, к которой ведут шута. Во второй половине – крио-камера, где покоится нечто, заставляющее нервную систему роботов плавить свою изоляцию.
«Что же это может быть?» – думает шут, проходя мимо стеклянного саркофага, заполненного серым льдом. Вдоль граней резервуара поблескивает иней, мирно гудит криогенератор. Внутри с трудом просматривается темный неясный силуэт… Кого?!
– Жуткое создание, – останавливается палач напротив саркофага. – К сожалению, холодильник придется на время вырубить, иначе энергии не хватит, чтобы запустить печь. Понимаешь?
– Понимаю.
– Вот что… Понадобится твоя помощь. Как только лед растает, приготовься ловить. Эта тварь не должна убежать, иначе всем конец.
– Так что же там внутри?
Голос палача искажается до вибрирующей модуляции:
– Зло… Древнейшее зло…
Палач подъезжает к панели управления анабиозной установкой и вводит один за другим двадцать семь паролей, подтверждающих, что пробуждение спящего является тщательно обдуманным и взвешенным решением. А потом… Криогенератор умолкает не сразу, а постепенно затихает с тонким звоном хрустального консонанса. Будто умирающая нота. По стеклу стекают капли, падают на пол. Лед дает трещину, одну, вторую, третью… Вокруг струится прохладный пар, принимая формы умиротворяющих иллюзий. Крышка саркофага медленно поднимается…
Мертвые не могут чувствовать. Мертвые не могут любоваться. Но мертвые способны осознавать красоту. Что под силу далеко не каждому живому. И шут понимает – она прекрасна, действительно прекрасна. Мокрая, обнаженная, она дрожит, лежа в луже зеркальной воды. Длинные до бедер волосы опутывают ее черными объятиями, не способными согреть. Она отчаянно ищет тепло в собственном дыхании, ежась и обнимая колени.
И шут видит ее глаза. Зеленые, полные страха.
– Двинешься, убью! – орет палач, наводя на нее черный ствол огнемета.
– Не надо, пожалуйста! Я хорошая!
– Ага… Слышали уже…
Она с визгом прижимается к основанию саркофага. Ее тяжелые мокрые груди бьются друг о друга, и шут понимает, что за ними испуганным птенцом трепещет сердце. Живое сердце живого существа, способного испытывать страх, а значит – способного чувствовать. Все, что вокруг, и все, что внутри. Перед шутом – человек. Маленький мир, заключенный в теле юной девочки. Мир, полный собственных надежд, мечтаний, мыслей… Шут должен открыть этот мир. Иначе весь пройденный путь окажется напрасным.