Горькие травы Чернобыля
Шрифт:
– Пайков у нас с собой полная машина,- продолжал уговаривать Лельченко, - манговый сок в консервах имеется, да и еще кой чего найдем.
– Например, чего?- заинтересовался Климчук.
– Ну, "дезактиватора" я там припас в кладовке, думал же ненадолго уезжаем,- грустно сказал Лельченко,- красное сухое. Вряд ли оно радиации натянуло...
– Как знать, как знать, мерить надо,- раздумывал Климчук.- Ну, Григорич, ты без пузыря никуда! А я при исполнении, мне нельзя. Хотя... Дезактивация же...Далеко
_ Ды вот же, совсем близко, за рестораном и гостиницей "Ласточка",- заторопился Лельченко.
Что-то крякнуло, шипнуло и женский голос заорал:
– Волга, Волга, ответьте дозиметрической, прием!
Странно, но весь день рация молчала, и я не обращал на нее внимания.
– Климчук на связи!- рявкнул в микрофон Володя.
– Почему не докладываешь замеры активности?- сердито спросила рация.
– Гостей возил. Журналистов. Докладываю - активность воздуха по центру 40-60 миллирентген. Почва - так и этак! Десятки рентген. На въезде у знака воздух - от ста до пятисот. У поворота на станцию около рентгена.
– Падаем потихоньку,- радостно хрипнула рация.- Журналистам привет! Скажи, пусть не брешут. Конец связи.
Климчук небрежно бросил микрофон. Посмотрел на Лельченко.
– Ладно, поехали!
Заводился "РАФ" всегда хорошо. Миг - и уже набирал скорость по улице. На площади повернули направо. Какая-то тенистая улочка. Листья всё такие же темные, неживые. А это что? На детской площадке лежали трупы собак. Я отвернулся и всю оставшуюся часть короткого пути разглядывал рацию.
– Во-во, у подъезда с рябиной тормози,- оживился Лельченко.
– Наш дом хорошо закрыт от станции другими высотками, поэтому здесь условно чисто.
– Григорьевич, не говори гоп,- нравоучительно сказал Володя,- щас мерить будем.
Климчук выскочил из салона с радиометром. Датчик подозрительно внюхивался в воздух, потом брезгливо, не касаясь асфальта, прошелся над ним.
– Воздух 15 миллирентген, почва почти 2 бэра, - крикнул Климчук,- не так уж чисто, не так уж грязно с учётом ситуации.
– Выбираемся, - решил Лельченко.
Первым делом он потянул из-под сиденья мощный рыбацкий фонарь. Я такие видел раньше. Серьёзная вещь. С щелочным аккумулятором.
Володя направился в обнимку с радиометром в подъезд.
– Помогай давай, - торопился Николай Григорьевич.
Он всучил мне авоську и стал загружать в неё яркие, жестяные банки.
– Манговый сок, импортный,- гордо объяснил он мне, - в Чернобыле теперь чего только нет, кормят отлично.
Следом за банками в безразмерную авоську влезло четыре небольших коробки, покрытых фольгой.
– Сухой паёк,- опять пояснил Лельченко,- не ресторан, но есть можно. Хватай сумки - Щебаршина и батькину. И до хаты.
– Может мне еще
– возмутился я.
Лельченко сердито выхватил у меня авоську, предоставив "лошади" тащить только сумки.
Мы вошли в подъезд. Воздух был чистый и прохладный. Он ничем не пах. Давно, давно не видел подъезд своих обитателей. И, наверное, видит людей в последний раз.
Этажом выше топтался Володя.
– Чисто, фона практически нет,- удивленно объявил он.
– А то!- обрадовался Лельченко, вручая авоську Климчуку и звеня ключами.
Дверь, красиво обитая кожзамом, скрипнула и отворилась.
– Здравствуй, дом ! Как ты, милый?- почти прошептал Лельченко.
Никто не отозвался, лишь застоявшимся воздухом потянуло из-за двери.
Мы зашли в полумрак прихожей. Свет шел лишь из подъезда. Видимо окна Николай Григорьевич и впрямь заделал основательно.
– Электричества нет?- полуутвердительно спросил я.- И воды тоже?
– Ясно, что нет, - досадливо сказал Лельченко,- на кой какие объекты в Припяти свет подают, но не в дома же.
На всякий случай Климчук пощёлкал выключателем. Ничего не изменилось. Он разочарованно передал авоську Лельченко.
"А давай мы их разыграем,- змеиный шепот появился в голове, как всегда неожиданно,- хлопни в ладоши и скажи, - да будет свет!"
Я упрямо не двигался с места.
"Давай, давай, кричи!"- начал сердиться шепот".
– Свет!- заорал я, послушно хлопая в ладоши.
Желтые лампочки во всей квартире зажглись одновременно.
Николай Григорьевич охнул и выронил авоську.
– От это тебе пироги с котятами!
– обалдело глядя на меня, медленно произнёс Климчук...
Глава шестая
Лельченко подобрал с пола авоську и как-то медленно, словно во сне, стал запихивать в неё банки с манговым соком. Что-то определённо не складывалось в голове Николая Григорьевича. Представьте себе - в моей тоже. Судя по взгляду Климчука, его голова испытывала те же чувства.
– Всегда надо полагаться на здравый смысл,- обращаясь непонятно к кому, изрёк Лельченко,- как же он электричество-то включил?
– Кто?
– поинтересовался я.
– Дед Пихто,- Николай Григорьевич начал приходить в себя,- ты, конечно!
Мы вновь озадаченно замолчали.
– Ну не скажи, Григорьевич,- вдруг оживился Климчук,- всё то, что произошло в этих краях, само по себе выходит за пределы здравого смысла. Ядерная авария в том числе.
– Ладно, допустим. Говори, как свет зажег?!- потерял терпение Лельченко.
– Честно?- я внимательно разглядывал своих старших товарищей.
– Честно!- оба заорали в один голос.