Горький хлеб (Часть 2)

Замыслов Валерий Александрович

Князь Андрей зло толкнул Якушку в плечо, сердито зашептал:

– Пошто вперед меня птицу забил?

Якушка молча указал пальцем на лук. Стрела у него была на месте.

Телятевский озадаченно крутнул ус, выглянул из укрытия и застыл на месте, уткнувшись коленями в землю. В саженях пяти, под густой кудрявой березой стояла златовласая девка в голубом сарафане. В руке у нее тугой лук, за поясом в плетеном бурчаке - широкий нож, за спиной - легкий одноствольный самопал.

Лесовица,

не замечая шалаша и князя, прикрытых лапами ели, положила на землю лук и самопал и принялась расстегивать застежки сарафана, собираясь, очевидно, плыть за уткой.

Тимоха перестал вдруг крякать, поднял голову из камыша и увидел на берегу лесовицу.

Андрей Андреевич погрозил ему пальцем, но Тимоха, не заметив княжьего предостережения, вытянулся, словно жердь, во весь свой рост и удивленно и весело молвил:

– Эх-ма! Здорова будь, Василиса!

Василиев вздрогнула, поспешно запахнула сарафан, подхватила с земли лук с самопалом и юркнула в заросли.

– Стой! Воротись!
– выкрикнул Телятевский и кинулся за лесовицей. Однако вскоре запутался в зарослях и разгневанный вышел к озеру.

– Ловите девку. Не сыщете - кнута изведаете.

Тимоха и Якушка метнулись в лес. Князь ждал их около получаса, бранил на чем свет Тимоху и думал:

"Зело хороша плутовка и в охоте удачлива. Единой стрелой селезня сразила".

Из лесу вышли челядинцы. Тимоха виновато развел руками:

– Как сквозь землю провалилась, князь. В эком глухом бору мудрено сыскать.

Князь срезал кинжалом лозину и дважды больно ударил Тимоху по спине.

– Полезай в воду, холоп!

Тимоха, понурив голову, побрел в камыши.

– Откуда девку знаешь?
– спросил его Телятевский.

– Тут бортник Матвей в лесу живет. Недалече, версты три от озера будет. А Василису старик при себе держит.

Князь посветлел лицом и снова забрался в шалаш.

К полудню собрал Телятевский богатую добычу. Места глухие, нехоженые, и дичи развелось на озерах обильно. Выловил из воды Тимоха более двух десятков подбитых крякв.

Телятевский довольный ходил по берегу, подолгу рассматривал дичь, приговаривал:

– Зря князь Василий в свою вотчину отбыл. Такая охота ему и во сне не привидится.

Тимоха общипывал крякву, собираясь сварить ее в ведерце на костре. Поднял на князя глаза и молвил деловито:

– Глухарей нонче в бору много. Вот то охота! Мы, бывало, с покойным отцом, царство ему небесное, в прошлые лета десятками мошников12 били.

– Места сие упомнишь ли, холоп?

– А то как же, батюшка князь, - заверил Тимоха, поднимаясь с земли. Поначалу до Матвеевой заимки дойти, а там с полверсты до глухариной потехи.

–

Возле Матвейки, сказываешь, - раздумчиво проронил Телятевский и заходил по берегу. В памяти предстала княгиня Елена - молодая черноокая супруга. Заждалась, поди, истомилась в стольном граде да в душных теремах. В вотчину просилась - не взял. Мыслимо ли ей в колымаге более сотни верст трястись. Первая жена князя оказалось квелой, семь лет ее хворь одолевала, а затем вконец занемогла и преставилась.

На Елене, родной сестре князя Григория Шаховского, Андрей Андреевич был женат всего второй год.

– У нас в семье хилых не водится. Мы Шаховские и родом вельмы знатны, и здоровьем никого бог не обидел, - похвалялся князь.

Правду сказал путивльский князь. Сестрица его так и пышела здоровьем. И красотой взяла, и умом, и нравом веселым.

"Ежели мне сына подарит - всей Москве гулять. А Елене любую забаву разрешу, пусть потешится. Даже на коня посажу, озорницу", - с улыбкой размышлял Телятевский.

Князь зашагал к шалашу и услышал, как возле костра Тимоха рассказывал Якушке:

– Я ее из самопала едва не сразил. За ведьму лесовицу принял. А у бортника вновь повстречал. Ну и краля, скажу я тебе...

Андрей Андреевич подошел к костру, разрывая руками пахнущую дымом горячую утку сказал:

– Веди к бортнику, Тимоха. Глухариную потеху будем справлять.

Глава 19

ДЕВИЧЬЯ ТРЕВОГА

Василиса второй день пряталась в лесу. Так старый бортник повелел. Девушка перед этим сидела на дозорной ели и заметила на лесной дороге до двух десятков всадников.

– Мамон с дружиной едет. Чую, недобрый он человек. Прихвати с собой нож да самопал для береженья и ступай, дочка, в лес. Коли Мамон у меня на ночлег встанет - в избушку не ходи. Я тебе знак дам - костер запалю. Узришь к вечеру дым - на дозорной ели ночь коротай. Да гляди, с ратником не столкнись, - озабоченно проговорил Матвей.

Василиса зашла в избу, сняла со стены самопал да охотничий нож и, распрощавшись со стариками, побрела в глухой бор.

Бортник прошел на пчельник к дозорной ели.

"Берсеня упредить забыл. Неровен час, заявится на заимку и - прощай его головушка. Один привык в избушку ходить", - в тревоге подумал Матвей, взбирясь на дерево. Вступил на плетеный настил и потянул на себя веревку. На самой вершине ели сдвинулась поперек ствола мохнатая лапа, обозначив зеленый крест из ветвей.

– Вот теперь пущай и Мамон наведывается. Федьке издалека крест виден, не прозевает.

Княжий дружинник, оставив вокруг заимки в ельнике засаду, подъехал верхом на коне к пчельнику.