Горький хлеб (Часть 2)
Шрифт:
Василиса поснедала и едва приметной тропкой, пошла к озерам. Здесь Василиса и набрела на охотников.
Хорошо еще старый бортник лесную тропу указал, а то бы настигли ее княжьи люди.
А к вечеру, взобравшись на высокую сосну, снова заметила девушка клубы дыма, поднявшиеся над заимкой.
"Ратные люди еще у деда. Ужель меня ищут? Придется на сосне всю ночь коротать", - тоскливо подумала Василиса.
Глава 20
НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ
А на Матвеевой заимке до полудня было тихо.
– Медок ото всего излечивает, батюшка, - ворковала старуха.
– Ибо мед есть сок с розы небесной, который божий пчелки собирают во время доброе с цветов благоуханных. И оттого имеет в себе силу велику.
– Полно врать, старуха, - в полудреме проворчал Мамон.
– Грешно так сказывать, милостивец. Мед всяким ранам смрадным пособляет, очам затемнение отдаляет, воду мочевою порушает, живот обмягчает, кашлючим помогает, ядовитое укушение уздравляет, - напевно, словно молитву, промолвила Матрена.
В сенях, послышались торопливые шаги. В избу ввалился десятник в грязных сырых сапогах.
– Заприметили мужика, Мамон Ерофеич. На речушке рыбу вентером13 ловил. Мы за ним, а он к болоту кинулся и в камыши.
– Так словили?
Десятник кашлянул в пегую бороду, замялся возле двери.
– А он тово, Мамон Ерофеич... Сбег, одним словом. Все болото облазили...
– У-у, раззява! Тебе не дружину водить, а у кобылы под хвостом чистить!
– возбранился Мамон, поднимаясь с лавки.
– Веди на болото. Сам мужика ловить буду.
Пятидесятник накинул на себя кафтан, пристегнул саблю, сунул за рудо-желтый кушак пистоль и вышел из избы.
– Пронеси беду, святой угодник Николай. Ужель из ватаги Федьки кого заприметили, - забеспокоился Матвей.
Вскоре на заимку заявились новые гости. Бортник сидел в это время на крыльце и чинил дымарь. Выбежав из подворотни, громыхая ржавой цепью, свирепо залаяла собака. Старик поднял голову и обмер: перед ним стоял сам князь - высокий, плечистый, с пронзительно жгучими глазами.
– Худо князя встречаешь, старик, - строго произнес Телятевский.
Бортник отложил дымарь, поднялся, прикрикнул на ощетинившуюся собаку и низко поклонился господину.
– Прости старика, князь. Глаза не дюже зрячие, не приметил, проговорил Матвей и тотчас подумал: "И чем это только моя заимка всех приворожила? Ох, не видать мне добра".
– Прослышал я, что возле твоего пчельника глухариный бор водится.
– Доподлинно так, батюшка князь. Токмо глухари раньше токуют. Припоздали малость. В эту пору мошники редко поют.
– Но все же поют, старик. Собирайся на потеху глухариную, а я покуда взгляну на твои хоромы.
–
– Так ли старик, говорит, Тимошка?
– Матвей правду сказывает. Мошник - птица особливая, батюшка князь, подняв палец над головой, деловито заверил Тимоха.
– Сам о том ведаю, - нахмурился Телятевский и шагнул было в избу, но вдруг заметил целый табун лошадей за черной приземистой баней, привязанных поводьями к деревьям.
– Чьи это кони, старик?
– Твоей дружины, князь. Мамон Ерофеич на заимке остановился. Должно беглых мужиков высматривает. С утра в лес ушли, а коней здесь оставили.
Телятевский недовольно покачал головой и зашел в избу.
Тимоха наклонился к бортнику и доверительно шепнул на ухо:
– На глухаря князь впервой пойдет. Так што сам разумей, дед... А девку твою на озерце повстречали. Крякву стрелой сразила. Князь повелел Василису пымать, а она в лесок и сгинула, плутовка. Хе-хе...
Бортник отшатнулся от холопа, борода мелко затряслась, и на душе стало смутно.
В избе тихо. Матрена перед самым княжьим приходом убрела в лес за кореньями и пахучими целебными травами, надеясь повстречать в бору Василису.
– Отшельником что ли живешь?
– спросил Телятевский, с интересом присматриваясь к ратным диковинам, развешанным по темной стене.
– Со старухой векую, отец родной, - уклончиво отвечал Матвей.
– А девку куда подевал? Кто она тебе будет, старик? И пошто держишь в лесу?
– Бедную сиротку приютил, князь. Родители ее примерли, а мы со старухой пожалели и к себе взяли. Сама она из-под Ярослава-города, дочь крестьянская. Не дали дитю пропасть... А на днях помолиться ее в храм отпустили...
Телятевский шагнул к бортнику, ухватил старика за бороду, пронзительным взором обжег.
– А не лукавишь, дед?
– Зачем же, отец родной. Должна вскоре воротиться дочка. Разве токмо на озера забредет. Велел ей по пути туда заглянуть.
– И что же твоей девке на озере делать?
– пытливо вопросил Андрей Андреевич, не отпуская старика.
Матвей поперхнулся, но глаза от князя не отвел.
– Наказал дочке крякву поглядеть. Самопал да лук со стрелами она прихватила.
– Ой, хитришь, дед. Разве так в храм ходят?
– Вестимо нет, батюшка. Да токмо в лесу без самопала нельзя. Должно, на выходе, возле реки свой ратный доспех оставит.
В избу влетел Якушка. Молодцевато тряхнул русыми кудрями и с поклоном спросил господина:
– Что прикажешь нам с Тимошкой делать, князь?
Андрей Андреевич отодвинулся от старика и сбросил с себя кафтан, оставшись в просторной белой рубахе. Присел на лавку, забарабанил перстами по столу и вымолвил: