Горькое лекарство
Шрифт:
До меня дошло, что я вне себя от ярости и кляну Лотти, а ведь дело не в какой-то там «Таймс". Не-ет, мне надо злиться на кого-то еще.
Лотти откликнулась по телефону тотчас же. Доктор Хэтчер недавно звонил ей из «Бет Изрейэль». Новость немного задержалась, так как человек, разыскавший Хэтчера, был не врачом, а артистом.
– Полиция хочет поговорить со мной утром, – сказала Лотти. – Я главный врач, я и доктор Хэтчер отвечаем за клинику. Полагаю, они хотят расспросить меня о знакомствах Малькольма, но, скажи на милость, кто из знакомых мог бы это сделать?.. Ты свободна? Сможешь
Лотти выросла в Вене, когда там уже вовсю орудовали нацисты. Не знаю как, но ее родителям удалось переправить Лотти и ее брата к родственникам в Англию в 1938 году. И тем не менее люди в форме до сих пор вызывали у нее чувство неприязни.
Я согласилась с неохотой, не потому что не желала помочь Лотти, а потому что меня угнетало все, что имело отношение к семье Альварадо, мертвому ребенку. А подоплекой всему был Малькольм. Потом позвонила Кэрол:
– Диего, Пол и я много об этом говорили, Вик. И мы хотим узнать твое мнение. Вик! Ты, надеюсь, не думаешь, что это мог быть Фабиано? Не так ли? Конечно, той ночью он был не в себе, как чокнутый, но ты же не думаешь, что он убил Малькольма из-за Консуэло и ребенка, ведь правда?
Я сардонически улыбнулась самой себе: никто, никто не оставит тебя в покое после смерти Малькольма.
– Знаешь, Кэрол, я действительно не думаю, что это сделал Фабиано. Скажем прямо: много ли значила для него Консуэло? А ребенок? Ты же помнишь, что Фабиано громче всех выступал в пользу аборта. Не хотел он ребенка и лишней мороки, ответственности не хотел. Да он только рад, что выпутался из всей этой каши.
– Это в твоем духе, Вик, да, потому что твои суждения всегда рациональны. Но хотя некоторые отпускают шуточки насчет мужской гордости, она присуща многим мужикам. А Фабиано мог вообразить, что человек чести должен поступить таким образом, мог сорваться и – р-раз – проделать все это. Я покачала головой.
– Да нет, Кэрол, я вижу его насквозь, его дикие примитивные фантазии, но я не вижу его в качестве убийцы. Ну а уж если ты так хочешь, то я могу поговорить с ним. Это правда, что он крутится в одной уличной банде? Спроси-ка Пола, он знает.
– Это – «Львы». Он вообще-то не член банды, а так, «шестерка», у них на побегушках. А ты не думаешь, что он мог попросить их сделать это?
Я ничего не думаю. Завтра утром у меня разговор с полицией. А сейчас все, что я знаю, взято из ТВ. А это, может, вообще яйца выеденного не стоит.
Глава 5
В полицейском участке
Спала я беспокойно, преследуемая призраком ребенка Консуэло. Утром шел сильный дождь. Улицы южного Чикаго превратились в поток, и мне стоило больших усилий добраться до родительского дома. Когда я вошла в жилую комнату, увидела люльку, а в ней ребенка. Девочка лежала спокойно, не двигаясь, уставясь на меня большими черными глазами. Я осознала, что это – моя дочь, но у нее еще нет имени, и она оживет лишь в том случае, если я ее как-то назову...
Дрожа, я проснулась в пять, вся в поту. Я лежала чуть ли не час, уставясь в потолок воспаленными глазами, затем выбралась из дома – пробежаться до озера. Ну и двигалась
Солнце сияло на небосводе уже с полчаса. Озеро и небо цветом напоминали красную медь, этакий скучноватый тяжелый пейзаж – конец света да и только. Воздух уже давил во всю мочь, а вода была зеркально гладкая.
Метрах в десяти от меня расположился рыбак. Я сняла кроссовки и носки, оставшись в шортах и майке. За ночьхолодные глубины озера каким-то движением ветра и воды переместились поближе к поверхности, и я задохнулась, когда ледяная вода охватила меня, заморозив кровь. С трудом я выбралась на берег. Рыболов, без сомнения, втайне желавший бесславной кончины всем, кто сдуру беспокоил окуней, не удостоил меня никаким вниманием.
Несмотря на прогревшийся воздух, я задрожала, зато холодная вода прояснила голову. К тому времени, когда я забралась в машину Лотти, – это в полутора километрах от меня, в Шеффилде, – я чувствовала себя готовой соперничать с лучшими спортсменами Чикаго.
Мы доехали до штаб-квартиры Шестого полицейского округа в Белмонте. Лотти выглядела подчеркнуто элегантно в голубом шелковом костюме, который я у нее раньше не видела. Ее обычное одеяние – школьного типа белая блузка и темная юбка.
– Я купила этот костюм еще в 1965-м, когда получала гражданство. Ношу его только в официальных случаях, и поэтому он совсем как новый, – улыбаясь, пояснила Лотти.
Я также была одета соответственно: костюм, но пшеничного цвета, с блузкой такого же оттенка. Несмотря на нашу элегантную внешность, нам пришлось проторчать сорок пять минут в ожидании приема, наблюдая, как офицеры полиции приносят утренние рапорты. Я успела внимательно изучить доску с крупным объявлением «В розыске», затем приступила к чтению всевозможных похвальных грамот.
Настроение Лотти с каждой минутой улучшалось, нервозность улетучивалась. Она подошла к дежурному сержанту, напомнив ему, что от нас зависят человеческие жизни и мы не можем ждать долго. Затем снова уселась в пластиковое кресло, поджав губы.
– Это похоже – возможно, ты не знаешь – на обычное ожидание приема у гинеколога средней руки, – объяснила я. – Они ведь обслуживают только баб, а, по их мнению, время женщины не стоит и ломаного гроша, вот пациентка и мается в приемной.
– Что же ты раньше мне этого не говорила, – с укором произнесла Лотти. – Хотя я не заставляю людей долго ждать. Не то что эти кретины.
В конце концов к нам вышел молодой офицер:
– Детектив Роулингс весьма сожалеет, что заставил вас столько ждать, но он допрашивал другого подозреваемого.
– Другого подозреваемого?! А мы, что же, тоже подозреваемые? – спросила я, спускаясь вместе с Лотти за ним по винтовой лестнице.
– Не имею представления, мисс, о чем детектив хочет с вами говорить, – сухо ответил офицер.
Детектив Роулингс, упитанный чернокожий примерно лет тридцати, приветствовал нас в дверях скромной комнатушки, предназначенной для допросов. В здании не было кондиционеров, поэтому он подраспустил галстук и был без пиджака. Несмотря на раннее утро, его воротник и подмышки намокли от пота. Он протянул руку куда-то в пространство, не мне и не Лотти.