Горькую чашу – до дна!
Шрифт:
– Верно, служитель то же самое мне сказал. Но потом с пленкой что-то случилось, и съемочной группе пришлось переснять одну сцену, где как раз появлялся этот слон. Поэтому его пришлось вернуть. Бедное животное. Только представьте себе! Тащиться три километра по шоссе до ближайшей станции железной дороги. А тут и машины, и прожектора! У него был совершенно убитый вид. Он наверняка обижался на своего слоновьего бога. Да, все это так, мистер Джордан. Если бы предметы обладали мышлением, они тоже предпочли бы лучше верить, чем думать. К примеру, треугольник представлял бы себе бога не иначе как треугольным…
27
Следующий
– Мне жаль, что я вчера тут наговорил. Ты на высоте, старик.
You are all right, old boy. Косташ сиял:
– Я так и знал! Один день вам был нужен, чтобы войти в курс. И теперь все пойдет как по маслу.
И Ситон:
– Никогда бы не подумал, что ты так быстро освоишься, Питер!
Да, в этот день на душе было легко. Все были так милы ко мне.
Закончив съемки, мы с Косташем пошли в темноте под дождем на другой конец городка. В монтажный корпус, в первом этаже которого размещались просмотровые залы. Мы хотели посмотреть первые кадры.
Профессор Понтевиво, когда идут съемки фильма, каждый вечер шофер съемочной группы отвозит снятые кадры на копировальную фабрику. Здесь их проявляют и отсылают обратно. Так называемые «образцы» можно смотреть уже вечером следующего дня. Режиссер и продюсер могут решить, годятся ли они, отобрать из нескольких вариантов лучший или прийти к выводу, что какую-то сцену придется переснять. Редко кто из съемочной группы удостаивается чести присутствовать на этих ежевечерних просмотрах.
Шагая рядом со мной под дождем, Косташ вдруг взял меня под руку.
– Когда прилетают ваши дамы?
– В четверть десятого.
– Я буду на аэродроме.
– Нет!
– Послушайте, это дело чести! Я хочу первым сказать вашей жене, какой замечательный парень ее муж и как мы все счастливы!
В четверть восьмого мы все: Косташ, Ситон, его блондинчик-ассистент с голубыми глазками, американец-кинооператор и я – сидели в небольшом и тихом просмотровом зале.
Косташ нажал на кнопку режиссерского пульта и сказал в микрофон:
– Поехали!
Свет погас. На экране появилась марка копировальной фабрики, потом цифры 1, 2 и 3, сопровождаемые отрывистыми звуками, после чего мы увидели сцены, отснятые накануне. Для меня это было целое переживание. Косташ заметил мое волнение и в темноте похлопал меня по плечу. На своем чудовищном английском он сказал:
– There is no business like show-business, what? [11]
11
Нет бизнеса лучше шоу-бизнеса, верно? (англ.).
Мы увидели, как Генри Уоллес убил меня бронзовым канделябром, а потом еще раз то же самое, потому что Ситон распорядился сделать с четырех дублей две копии.
– Оставим вторую, – ласково сказал он своему блондинчику.
– Хорошо, – откликнулся тот.
– Блестяще снято, –
– Да, ничего себе, – процедил тот.
Потом мы смотрели разные копии того кадра, когда камера наезжала и перемещалась с моего лица на сценарий, лежащий на полу.
– Конфетка, – сказал Косташ. – Просто конфетка, Питер, мой мальчик. Зрители забудут про все на свете. Так будут рыдать, что захлебнутся в слезах.
Ситон, сидевший передо мной, обернулся и одобрительно кивнул мне:
– А когда на это еще и скрипки наложаться! – Ассистенту он сказал: – Возьмем пятую.
– Хорошо.
Потом мы посмотрели сцену между Генри Уоллесом и Белиндой Кинг, а под конец – ту длинную сцену, которая снималась двадцать пять раз. Зажегся свет. Оператор сразу же поднялся и сказал, что ему надо вернуться в павильон, чтобы подготовиться к съемкам на завтра, и смазливый ассистент ушел с ним. Косташ и Ситон сияли и улыбались мне так, словно только что выиграли миллион.
– Вне конкуренции – мировой класс, – сказал Косташ и постучал по дереву. – Не хочу, упаси Бог, сглазить, но я такого еще не видывал!
– Peter, let me thank you, [12] – сказал Ситон. Он поднялся и пожал мне руку.
– Ну, хватит, что вы, в самом деле!
– Вы не знаете себе цену, – возразил Косташ. – Просто понятия о ней не имеете, дружище!
Вошел киномеханик и положил перед Косташем формуляр. Тот подписал, тем самым подтвердив, что мы пользовались просмотровым залом.
12
Питер, позволь поблагодарить тебя (англ.).
– Я вам больше не нужен? – спросил пожилой механик. – А то сегодня по телевизору Куленкампфа передают.
– Можете идти домой, Йозеф. Спокойной ночи. Механик ушел.
– Послушайте, Торнтон, – сказал Косташ режиссеру. – У Кинг мне бросилась в глаза одна вещь, надо бы это обсудить…
Я посмотрел на часы.
– Если я вам не нужен, я бы тоже ушел.
– Ясное дело, мой мальчик! Увидимся в аэропорту! – Косташ пожал мне руку. – И большое-большое спасибо.
– Да что там, ерунда, – смущенно пробормотал я и был, естественно, на седьмом небе от счастья.
Актер, видящий себя на экране, не может оценить свою игру. Но если другие говорят…
Я вышел, плотно прикрыл за собой дверь и двинулся было по коридору. Он был пуст, но тяжелая железная дверь в будку киномеханика стояла открытой. Я заглянул внутрь. Чуть ли не все пространство занимал огромный проекционный аппарат. Сквозь отверстия перед ним проникал свет из зала, в котором сидели Косташ с Ситоном. Мне захотелось бросить последний взгляд на них, я поднялся по трем крутым ступенькам, ведущим в будку, и заглянул в одно из отверстий. Они не могли меня видеть, а я их увидел – и испугался. Только что они оба излучали радость и оптимизм. А тут оба были бледны, озабоченны и растерянно глядели друг на друга. Косташ начал ходить взад-вперед по комнате, а Ситон подпер голову ладонями. Косташ что-то ему сказал. В ответ Ситон только пожал плечами. Что же случилось? О чем они говорили? Я должен узнать!