Горькую чашу – до дна!
Шрифт:
– Эй, Чарли! Сюда! – крикнул Косташ и поманил рукой нашего фотографа (№ 32, гонорар 5550 марок); тот держал фотоаппарат со вспышкой, и вид у него был более чем мрачный. – Не смотри на меня зверем, приятель, я плачу сверхурочные!
– Питер! – Это был голос моей жены. И тут я ее увидел – возле таможенного контроля. Рядом с ней стояла Шерли. Джоан помахала мне рукой. Шерли не шевельнулась. Лицо Джоан порозовело. Шерли была бледна как мел. Джоан жестикулировала и смеялась. Шерли стояла как статуя. И шагнула вперед, только когда мужчина, стоявший за ней, подтолкнул ее в спину.
Мы начали проталкиваться навстречу
– О Питер, Питер! – Она упала мне на грудь, обвила руками мою шею и стала покрывать поцелуями мое лицо губы, щеки, лоб, опять губы, еще и еще. Я сразу понял: она напилась. Не слишком, не до неприличия, и это даже придало ей какой-то неожиданный шарм. И все же я застыл в растерянности и недоумении. Впервые за все время, что я ее знал, я видел мою жену пьяной. Мою холодную, умеющую владеть собою жену. Утонченную и сдержанную. Она напилась.
30
Вспышка. Вспышка. Вспышка.
№ 32 фотографировал, сжав зубы от злости. Я держал Джоан в объятиях, а она хихикала, хохотала, уронила букет красных роз и продолжала покрывать мое лицо поцелуями.
– Я слегка навеселе, Питер! Голова так приятно кружится. Я немного выпила от радости! И от волнения! В самолете было так весело! И шампанское пришлось мне очень по вкусу! Ах, Питер, Питер, я так безмерно счастлива!
За спиной Джоан стояла Шерли, я взглянул на нее через плечо Джоан, и она взглянула на меня через плечо Косташа, который принялся по-отечески обнимать и целовать ее.
– Добро пожаловать, дорогая, – сказал я Джоан.
– Ты на меня не сердишься за то, что я опьянела?
– Ну что ты, это просто великолепно!
– А мои волосы? Ты не находишь, что они тоже великолепны?
– О, они восхитительны!
– Я знала, что тебе понравится! Теперь я кажусь моложе, не правда ли? Как минимум на пять лет!
– Как минимум. Она прошептала:
– Мне ведь нужно выглядеть моложе, раз у меня такой молодой муж! Марсель говорит, что теперь я выгляжу на тридцать восемь, и ни днем старше!
– Кто это – Марсель?
– Мой парикмахер. Он гений! Ах, как приятно быть пьяной! – Ее соломенно-желтые волосы. Ее раскрасневшееся лицо. Стершаяся помада. Морщины на шее. Слезы счастья в глазах. Слюна в уголках рта. – Почему мне никто не сказал, какое это счастье – напиться? Я бы всю жизнь пила не переставая!
Счастливчик отстал наконец от Шерли и начал оттеснять стоящих вокруг.
– Извините, пожалуйста… лишь парочку снимков… это Питер Джордан, знаменитый американский актер… Посторонитесь, пожалуйста… большое спасибо, благодарю вас… Давай, Чарли, по-быстрому! Питер, поцелуйте свою жену!
Итак, я поднял букет с полу и поцеловал жену, а она рассмеялась, и розы опять упали, и я вновь поднял их с пола, и мы еще раз поцеловались. За это время к Чарли присоединились еще два штатных фотографа аэропорта.
– А теперь поцелуйте вашу дочь, Питер!
Я обернулся. Шерли стояла прямо за нами. На ней была белая цигейковая шубка, черные
– Вы тоже должны поцеловаться! – вскричал Счастливчик.
– Так поцелуйтесь же! – воскликнула вслед за ним Джоан и засмеялась.
Я поцеловал Шерли. С тем же успехом я мог бы поцеловать труп. Косташ вместе с Джоан втиснулся между нами и настоял на том, чтобы мы все взялись под руки. Чарли и фотографы аэропорта защелкали вспышками, мы все счастливо улыбались или смеялись, а Счастливчик еще и безостановочно молол языком:
– Миссис Джордан, ваш муж – великий актер… Один из самых великих… Вы не знаете, что здесь произошло… Мы снимаем фильм, о котором будут говорить и спустя пятьдесят лет… Я так горд – на самом деле, я горжусь тем, что являюсь продюсером такого фильма… и такого актера! Джоан вновь набросилась на меня с поцелуями.
– Мой муж! Мой муж станет величайшим актером мира, если захочет!
– Ну ладно, Джоан, хватит.
– Разве я не права? Разве это не так, мистер Косташ? Isn't that so, Mister Kostasch?
– That's right, Mrs Jordan, that's exactly so, [14] – сказал Косташ, эта подлая, несчастная тварь, в то время как глаза Джоан увлажнились, а я судорожно сжал руку Шерли и вдруг почувствовал, как ее ногти впились в мою ладонь. – А теперь – пошли. Чарли позаботится о багаже. Дайте ему ваши билеты. – Косташ проложил нам путь в толпе. Я следовал за ним, держа под руки Джоан и Шерли. Джоан все время смеялась и один раз споткнулась. Шерли смотрела прямо перед собой; сперва я подумал, что в пустоту, а потом заметил, что она смотрит на лестницу: там, на верхней ступеньке, стояла Наташа Петрова и внимательно разглядывала нас, ни на секунду не отрывая глаз от Шерли, Джоан и меня.
14
Это правда, миссис Джордан, это точно (англ.).
Мы прошли мимо нее – близко, почти вплотную. И Наташа, не шевельнувшись, в упор посмотрела на нас – серьезно и испытующе.
– Я знала! – продолжала радостно восклицать Джоан. – Я знала, что у вас тут все в порядке! Потому от счастья и выпила лишнего!
– Вы выпили, миссис Джордан?
– Не делайте вид, будто не заметили.
Косташ и Джоан, дурачась, толкали друг друга в бок и смеялись.
– Питер.
– Да, Шерли?
– Кто эта женщина?
– Женщина? Какая женщина?
Джоан, все еще смеясь, взглянула на дочь.
– Та, что стоит на верхней ступеньке и внимательно смотрит на нас.
Джоан обернулась:
– На лестнице? И смотрит на нас? Не вижу там никакой женщины! – Она хихикнула: – А ты тоже под хмельком, Шерли, дорогая моя!
Я обернулся и еще раз поглядел назад. Наташа все еще стояла на прежнем месте. Но между нею и нами уже толпилось множество людей, спускавшихся по лестнице.
– Кто эта женщина, Питер? – опять спросила Шерли.