Горлинка Хольмгарда Книга 1
Шрифт:
– Неужели это Дорестадт, – Дива не могла поверить, что путешествие, которое казалось ей бесконечно долгим, наконец подошло к концу.
– Пять лет назад сюда нагрянули даны, – вспомнил Гуннар недавний набег датских викингов. – Город был больше…Прежде тут имелся свой монетный двор и множество мастерских…
– Здесь часто идет дождь? – пропищала Углеша, на нос которой упала капля с неба.
– Почти каждый день, – отозвался кто-то из команды. – Лето обычно теплое, но не знойное…
– Непохоже, что теплое, – проворчала Углеша, кутаясь в платок.
– Сегодня просто выдался холодный день…
Привыкшая
И все же, несмотря на красоты вокруг, измученная Дива с сожалением понимала, что ее будущности на новом месте крайне незавидны. Кто она такая? Отставная жена, которую выслали за тридевять земель. Хорошо, если ей вообще окажут княжеские почести на подступах к городу мужа. Но гонца, возвещающего о скором прибытии путников, вперед все же выслали.
До жилища правителя добираться пришлось пешком. Каждый раз сходя на берег, Дива едва ли не шаталась, привыкшая к морской качке. Вот и теперь она еле ступала. Ей казалось, что земля под ее ногами колышется, но это было уже привычное чувство.
И все же упования не свершились. Никто не выехал встречать прибывшую из далекого Новгорода путницу. Лишь случайные редкие жители стали свидетелями сего события. Кое-как добралась Дива со своими провожатыми до обнесенного частоколом жилища правителя Дорестадта. Ворота оказались заперты. Шло время. Смерклось. Путникам, наконец, позволили войти во двор. Дива намерзлась. И без того ожесточенная всеми предшествующими злоключениями, она негодовала, вытерпев еще и подобное унижение впридачу. Что сложного в том, чтобы открыть проклятые ворота и впустить ее вместе с людьми Рёрика?!
Прием оказался не слишком радушным, почета и вовсе не было никакого. Никто не вышел поприветствовать Диву, кроме пары нерасторопных слуг. Привыкшая все принимать на свой счет, она расстроилась, предположив, что это не обычное положение вещей, а какой-то расчет, ей неясный. И правда, почему бы Умиле было не встретить ее?
Уставшая Дива сильно проголодалась. Кроме того, ей было холодно. Выяснилось, что покои, которые «подготовили» для нее, давно не протапливались, и оттого казались сырыми. Неуютно и стыло теперь было не только в душе, но и в отведенной для нее обители.
– Топим осенью и зимой, – сухо ответила домоправительница Диве на ее вопрос, можно ли как-то согреться.
Часто зябнущая Дива огорчилась. Ей было тяжело находиться в комнате без верхней одежды. Оставалось верить в то, что лето здесь все-таки теплое, а сегодня, как ей сказали, исключительный день, стылый и мрачный. Но это все лишь внешние трудности, которые в какой-то мере заслоняли душевные переживания. Разлука с дочерью, потеря князя, отъезд из родного города – все это значительно подорвало силы Дивы и ее дух. А оказанный прием не сулил многого на новом месте. На данный момент и поговорить Диве было не с кем. Она не смогла сдружиться с простушкой Углешей даже за время долгого пути и понимала, что теперь оказалась в отчуждении.
****
За неделю Дива немного освоилась. Не сказать, будто у нее появились друзья, но, по крайней мере, она уже знала, что и как здесь
– Дочку Гостомысла пожелала видеть правительница Дорестадта, – сообщила служанка.
Дива немного удивилась, поскольку уже перестала ждать приглашения. И почему это все здесь избегают титула «княгиня». Ведь она, Дива, не просто дочка Гостомысла, она еще и княгиня Новгорода. А к ней чаще всего вообще обращаются как-то обезличенно, словно она пустое место.
– Что ж, раз так, то я надену лучшие наряды, – усмехнулась Дива. И в ее ответе шутливости было меньше, чем кажется.
Вся сложность состояла в том, что Дива никак не могла смириться с собственным изгнанием. Не могла принять, что муж отослал ее. И пусть хоть имелись на то причины, и видела она сожаление в его глазах, но все равно ей было обидно. А главное, перед людьми совестно. Она ж не кривая, не умалишенная, чтоб ее гнали прочь. Поэтому и хотелось ей показать себя во всей красе, дабы злопыхатели знали, что князь услал ее, действительно, из надобности! А не потому, что она такая безвкусная и неинтересная!
Дива приукрасилась: в уши – серьги, на руки – те самые браслеты-обручи, коими одарил ее когда-то Рёрик. Вышитый нитями воротник, тонкий пояс и позолоченные пуговицы украшали платье. Дива оглядела свое отражение в начищенном подносе и осталась довольна собой, насколько это было возможно.
У дверей покоев правительницы Дорестадта служанка покинула свою доверенную и удалилась. Дива стояла в сомнениях у порога, не решаясь постучаться. И как это она только может тут жаться у входа! Она есмь княгиня Новгорода! Должна войти без стеснений!
Но трудность заключалась в том, что сейчас Дива уже не ощущала себя ни княгиней, ни женой своего мужа, ни, вообще, кем-то значимым. Это чувство усилилось после того, как ей не оказали соответствующего приема, а Умила соизволила принять ее лишь спустя неделю после прибытия.
После громкого стука Дива неспешно вошла, пытаясь подчеркнутой медлительностью придать себе степенности.
Первое, что бросилось Диве в глаза – пышность жилища, в которое ее пригласили. Покои самой Дивы были обставлены крайне просто, хотя в них и имелось все необходимое. Но тут, в чертоге Умилы, обстановка была ослепительной и роскошной. Толстые ковры, широкие занавеси, серебряная утварь, предметы искусства…Дива не могла оторвать глаз от большой пергаментной книги, созданной, кажется, для великана.
– Проходи, – старая княгиня любезно кивнула молодой.
Умила внимательно разглядывала невестку. Не нужно было обладать зрением орла, чтобы узреть красоту прибывшей в Дорестадт славянки. И Умила сразу сделала вывод, отчего это все шалости и проказы сходят с рук дочке Гостомысла, о которой Арви написал множество писем. Конечно, Умиле с самого начала не пришлась по душе вздорная девчонка, с которой пришлось породниться. А теперь и того больше. Вот не нравятся Умиле подобные типажи! С другой стороны, Рёрик ведь отослал несчастную, значит, не так уж она хороша, как кажется с виду.