Горная весна
Шрифт:
– Богатая закуска… но расплачиваться придется тебе: у меня ни копейки в кармане. Отдам завтра.
– Расплатимся, не беспокойся! На всю ночь хватит погулять. За твое здоровье!
– Стипендией будешь расплачиваться?
– спросил Олекса, когда выпил и закусил.
– Какая там стипендия! От нее и следа не осталось.
– Где же ты взял денег?
– Олекса осторожно поставил стакан с вином и перестал есть.
– Не бойся, не краденые. Мать дала. Она у меня деньжистая и не прижимистая. Она портниха. Золотые руки!
– Значит, мать зарабатывает, а ты… пируешь?
– Дай срок, буду
– Когда как…
– В апреле, например, сколько выколотил?
– Две с половиной тысячи.
– Ничего, подходяще. А в марте?
– Точно не помню. Кажется, столько же. Ну, еще какие будут вопросы?
– Глаза Олексы стали колючими.
– А паровоз тебя не интересует? Как мы водим поезда, как экономим уголь и смазку - об этом тебе не хочется поговорить?
Андрей махнул рукой, засмеялся:
– Еще наговоримся о паровозе, не тревожься! Пока выпьем. Теперь за что? За нашу с тобой рабочую дружбу. Хочешь?
Олекса положил локти на стол и, насмешливо прищурившись, озорными, чуть хмельными глазами посмотрел на Андрея:
– А знаешь ты, хлопче, что такое рабочая дружба? Не говорил тебе про нее дядя Костя? Слушай. Одно колесо не сдвинет паровоз с места… Когда хорошо работаешь, желай того же и своему напарнику. Кончая свой маршрут, помни, что твоему сменщику тоже далеко надо ехать… Греясь на солнышке, не закрывай свет другу. Кровь из носа, жилы надорви, а рабочую честь товарища поддержи! Умирай, а от дружбы не отступай!
– Олекса остановился, перевел дыхание.
– Если тебе такая дружба по душе, - продолжал он, - то присоединяйся к нам с дядей Костей.
– Присоединяюсь! Будем дружит втроем!
– Андрей Лысак чокнулся с Олексой.
Часто лгал в своей короткой жизни Андрей Лысак, привык кривить душой, но в то мгновение он был искренним, то есть ему казалось, что он говорил именно то, что чувствовал и думал.
В ресторан вошел новый посетитель, молодой высокий парень. Он был в сером костюме, в полотняной сорочке, вышитой по воротнику и на груди цветным гуцульским узором. Из-под светлой кепки выбивались тяжелые пряди белокурых волос. Это был Василий Гойда. Он зашел сюда по дороге домой, чтобы купить сигарет.
Увидев друга, Олекса обрадовался, поднял над головой руку, чтобы обратить на себя внимание.
– Кто это?
– недовольно спросил Андрей.
– Василь Гойда, разве не узнаешь? Знаменитый машинист Закарпатья. Теперь студент-заочник.
– Знаменитый машинист?
– недоверчиво хмыкнул Андрей.
– Не может быть. Не слыхал. Я знаю две знаменитости: Олексу Сокача и его учителя Головина, дядю Костю.
– Какая я знаменитость! Вот Василь Гойда - да! Пригласим его за стол, а?
– Приглашай, если ты так хочешь.
– А ты не хочешь?
– Мне интересно с тобой провести вечер, а не с каким-то студентом-заочником.
– Да ты не бойся, он замечательный парень, вот увидишь. Пригласим?
Андрей раздраженно отодвинул от себя тарелки, стакан:
– Я же сказал - приглашай, если тебе со мной неинтересно.
– Ну вот, обиделся! Зря! Ладно, обойдемся сегодня и без Гойды.
Олекса вздохнул, повернулся к своему другу спиной и попытался продолжать пир. Нет, все
Глава девятая
Поздним вечером Андрей и Олекса вышли из ресторана. Лысак хотел проводить Сокача домой, но тот поднял воротник своей синей спецовки, нахлобучил на глаза форменную фуражку и махнул рукой.
– Сам найду дорогу, не беспокойся, - пробормотал он и скрылся в темноте.
Шел дождь. Мелкий, теплый, настоящий весенний. Прохожих на улице почти не было. На противоположной стороне улицы скупо светились окна дежурной аптеки. В черном небе прогудел истребитель. Он пролетел вдоль границы, прочертив свой маршрут бортовыми огнями - зеленым и красным.
Досадуя на Сокача за то, что тот оказался плохим собутыльником, Андрей медленно побрел по Виноградной, раздумывая, где и как поинтереснее скоротать ночь. Он вышел на конец улицы, в безлюдный скверик, сел на мокрую скамейку, закурил и, запрокинув голову, прижмурившись, прислушался к шороху дождя в кроне каштана.
Чьи-то шаги, прозвучавшие невдалеке, заставили Андрея опустить голову, открыть глаза. Мимо проходил человек в длинном плаще, в черной шляпе, с черным футляром подмышкой. Это был музыкант из Цыганской слободки. Тот самый, что пиликал на своей скрипке, пока Андрей и Олекса ужинали.
– Ты куда, Шандор?
– спросил Андрей по-мадьярски.
– Домой. Сигарета есть?
– Есть. На. Бери всю пачку. Почему так рано домой?
– Жена приказала не задерживаться.
– Огонек сигареты осветил лицо цыгана, его черные усики, белые литые зубы.
– У нас сегодня домашний праздник: десять лет как поженились. По этому случаю…
Андрей все понял. Вот где он скоротает ночь - в Цыганской слободке.
– Приглашай, Шандор, и меня, - Андрей позвенел в кармане мелочью.
– Дукаты и кроны имеются.
– Пойдем, если твоя душа праздника захотела.
Андрей и цыган взяли такси. Проехав центр Явора, они покатили по узкой темной улочке южной окраины города. Машина остановилась перед небольшим домиком в Цыганской слободке.
Цыганская слободка была одним из примечательных мест молодого советского города Явора. Возникла она давно, еще во времена австро-венгерской короны, росла и расширялась во времена президента Масарика. Здесь, на международном перекрестке, в нескольких километрах от стыка трех границ, удобно и выгодно было стоять постоянным табором конокрадам, контрабандистам, содержателям тайных квартир, друзьям заграничных перебежчиков, гадальщицам, скрипачам, коновалам, кузнецам, лудильщикам. Десятки лет, из поколения в поколение, Цыганская слободка воровала у тех, кто не умел беречь свое добро, обманывала доверчивых, предсказывала судьбу простодушным, нарушала законы императора Франца Иосифа и короля Михая, диктатора Пилсудского и президента Масарика, плясала и пела, клянчила милостыню на закарпатских базарах и лишь иногда, в тяжкие своя дни, трудилась: кузнечила, слесарничала, делала саман - необожженный кирпич. Исчезали императоры, президенты, диктаторы, менялись правительства, а Цыганская слободка оставалась все той же - независимым государством в государстве.