Горничная Карнеги
Шрифт:
Вдалеке зазвонили церковные колокола.
— Прошу прощения, мистер Карнеги, мне пора возвращаться. Уже скоро я понадоблюсь вашей матери.
Он тоже поднялся, и мы вместе пошли по извилистой дорожке к парковым воротам. Воздух полнился гулом насекомых, пробудившихся от осенней дремы из-за необычайно теплой погоды, который дополнял еще один звук — хруст гравия под нашими ногами. Мы шли молча.
Мистер Карнеги первым нарушил молчание, обернувшись ко мне так стремительно, что я даже вздрогнула от неожиданности.
— Иногда у меня возникает чувство… — Он тряхнул головой. — Нет, я не должен этого говорить.
— Что говорить, мистер Карнеги?
— Иногда у меня возникает чувство, что вы единственный человек в целом мире, с кем я могу беседовать откровенно. Единственный, кто меня знает и по-настоящему понимает.
Я испытывала те же чувства по отношению к нему, хотя честно старалась подавить их в себе.
Он шагнул ко мне и взял меня за руку. Я, наверное, должна была насторожиться, но не стала сопротивляться. Мы оба были в перчатках (он — в черных кожаных, мягких, как масло; я — в коричневых, связанных из грубого хлопка, отданных мне за ненадобностью от щедрот миссис Стюарт), но я ощутила тепло его ладони.
— Я постоянно думаю о вас, мисс Келли. За время наших встреч в парке я написал вам бессчетное количество писем, пытаясь выразить свои чувства к вам, но все эти письма способными передать мое восхищение и, осмелюсь сказать, преклонение перед вами. Можно ли мне надеяться… — Он помедлил, подбирая слова.
Я не знала, что будет дальше. Я даже не понимала, какого именно продолжения хотела сама, но тут окружающую нас тишину прорезал отчетливый голос:
— Это вы, мистер Карнеги?
Я сразу узнала мисс Аткинсон. Вот уж кого мне совсем не хотелось видеть. И уж тем более я не желала, чтобы именно мисс Аткинсон застала нас с мистером Карнеги в такой щекотливой ситуации: наедине, вдвоем, в парке. Держащимися за руки. Я отдернула руку, свернула с дорожки и пошла прочь через заросли деревьев, надеясь скорее затеряться в их густой тени.
Глава девятнадцатая
После той встречи в парке прошло три дня, полных тревог и смятения, и три бессонные ночи. За все это время я ни разу не видела старшего сына хозяйки. Я, как положено, прислуживала миссис Карнеги в ее спальне, в гостиной и библиотеке, но мои мысли были заняты совершенно другим. Слова мистера Карнеги никак не шли из головы. Каждый раз, когда кто-нибудь входил в комнату или выступал мне навстречу из-за угла коридора, мое сердце на миг замирало: то ли от радостного предвкушения, то ли от страха — я сама толком не знала. Мои чувства к старшему мистеру Карнеги менялись чуть ли не ежечасно.
Утром четвертого дня, когда я относила на кухню поднос с посудой после завтрака миссис Карнеги, я так сильно задумалась по дороге, что чуть не сбила с ног миссис Стюарт, раздающую Хильде и Мэри очередные задания для ежедневной уборки.
— Прошу прощения, — сказала я, присев в реверансе.
— О, мисс Келли. — Миссис Стюарт на секунду прервала беседу с подчиненными ей служанками, с которыми обращалась сурово, но все-таки с большей сердечностью, чем со мной. — Вы в последнее время так заняты при хозяйке, что у меня не было случая застать вас одну. Чтобы отдать письмо.
Она вынула из кармана передника письмо от Элизы и вручила мне. Я хотела спросить, как долго она носила его в кармане, чтобы теперь осчастливить меня и тем самым напомнить: у нее имелись способы показать свою власть надо мной, хотя формально я ей не подчинялась. Но я не собиралась с ней ссориться — лишние сложности мне ни к чему, — и потому ответила только:
— Спасибо, миссис Стюарт.
Миссис Карнеги ждала меня в спальне, куда мне следовало вернуться уже через пару минут. Но я спешила прочесть письмо от сестры. С момента получения от нее последней весточки — о том, что у нас отобрали большую часть земли, — меня снедали дурные предчувствия. Я хотела убедиться, что дома все хорошо. А потому, поднявшись по лестнице для слуг, не пошла сразу в покои хозяйки, а пробралась на цыпочках в пустующую гостевую спальню. Тихонько прикрыла за собой дверь и присела на краешек кровати, накрытой парчовым покрывалом цвета зеленого яблока.
У меня не было при себе ножниц, и я аккуратно надорвала конверт, стараясь не повредить ни единого слова, написанного Элизой.
Моя дорогая сестра!
Ты
На нашу семью обрушился двойной удар, Клара. Папины худшие опасения оправдались. Лорд Мартин исполнил свою угрозу: он полностью отменил наш договор об аренде и отобрал у нас землю на основании якобы нынешних папиных связей с фениями. Вопиющая ложь! Он раздал наши акры соседям, даже ленивым Маллоям, и заключил новые договоры с оставшимися пятью арендаторами. У нас больше нет фермы.
И это не единственная беда, хотя вторая вытекает из первой. Дэниел отменил нашу помолвку, узнав, что папа лишился земли. Как младший сын в своем роду, Дэниел ничего не унаследует от собственного отца, поскольку закон о равном разделе наследуемой земли больше не действует. Ему надо жениться на девушке с приданым в виде земельного надела. А я теперь бесприданница.
Я понимаю, что у Дэниела нет выбора, Клара. Но мое сердце разбито.
Сегодня мы покидаем Туам, переезжаем к маминой сестре в пригород Голуэя. Родители распродали всю мебель и утварь практически за бесценок, чтобы собрать хоть какие-то деньги на первое время. Тетя Кэтрин выделяет нам комнату на третьем этаже в ее и так переполненном доме. Но нам повезло, что она живет близко к городу с его многочисленными фабриками и заводами, где наверняка найдется для нас работа. Хотя мы, конечно, не рады, что приходится перебираться в такое место, где, по слухам, сплошная грязь, копоть и гарь, в точности как в твоем Питсбурге.
Теперь, когда мы лишились фермы, деньги, которые ты присылаешь нам из Америки, станут для нас настоящим спасением. Ты даже не представляешь, как мы тебе благодарны, Клара. Без твоей помощи и доброты тети Кэтрин мы, наверное, не пережили бы это страшное время. Сохраняя свою обычную самоуверенность перед лицом столь жестокого удара судьбы, папа пытается нас убедить, что мы преодолеем все трудности, непременно поправим свои дела и возвратимся в Туам, где вернем себе землю и заживем как прежде. Даже лучше, чем прежде. Я сама не разделяю его уверенности. Мы, может, и выживем, но с чего нам рассчитывать на благоденствие?
Пожалуйста, впредь посылай свои письма на адрес приходской церкви Святого Николая в Голуэй-Сити. Тетя Кэтрин говорит, это самый надежный способ получать почту. Молись за нас, дорогая сестра.
От таких новостей меня забила дрожь. Хотя папа отправил меня в Америку именно для того, чтобы подстраховаться на случай потери фермы, я никогда по-настоящему не верила в вероятность подобной беды. Потрясение от ожидаемой катастрофы, ставшей горькой реальностью, оказалось практически невыносимым.
Меня буквально трясло от беззвучных рыданий, но слезы так и не пролились. Мои глаза оставались сухими. Потеря земли — огромное горе, которое не омыть никакими слезами. Если не произойдет чуда, способного изменить все к лучшему, то судьба нашей семьи будет зависеть лишь от меня одной.
Глава двадцатая
Уже не имело значения, только ли совпадением объяснялась наша разлука с мистером Карнеги. Я не могла позволить себе задаваться вопросом, не нарочно ли он избегает меня, разъезжая по металлургическим предприятиям в соседних штатах. К тому же, как я знала, у него действительно много дел. Бумаги, разбросанные по письменному столу в кабинете хозяйки, подтверждали, что мистер Карнеги совместно с мистером Миллером начал строительство крупного сталепрокатного завода для «Сайклопс айрон», и ему требовалось перенять опыт подобных предприятий. Однако поспешность его отъезда и продолжительность отлучки стали для всех весьма неожиданными, и моя хозяйка непрестанно сокрушалась, в том числе потому, что ее старший сын пропустит званый обед, который семейство Карнеги давало сегодня вечером. Я убеждала себя, что отсутствие мистера Карнеги — благо для меня, ведь мне непозволительно думать о нем иначе, нежели как о хозяине дома, куда меня взяли служанкой. К тому же мне не давала покоя мысль о мисс Аткинсон, заставшей нас в парке вдвоем: что она видела, чего не видела? Письмо от Элизы заново разбередило мой страх, связанный с возможной потерей работы в доме Карнеги; теперь мне следовало особенно крепко держаться за это место и не допускать никаких просчетов.