Горничная Карнеги
Шрифт:
Мистер Карнеги молчал. Человек, никогда не лезший за словом в карман, онемел перед горем матери.
Потом до меня донесся звук шагов и голос младшего мистера Карнеги:
— Что у вас происходит? Вы так кричите, что я услышал даже из своего кабинета. И выглядите вы оба злыми как черти.
Я предпочла бы остаться и узнать, что старший мистер Карнеги ответит брату, но моя хозяйка, не выдержав этого неприятного разговора, вышла из комнаты. Ее шаги разнеслись гулким эхом по главной лестнице. Я вихрем промчалась через кухню — мимо застывших с открытыми ртами мистера Форда и Хильды, которые тоже наверняка слышали жаркую перепалку между хозяином и хозяйкой, — и поднялась по черной лестнице. До двери в спальню миссис Карнеги я успела добраться раньше ее самой. Мне совсем не хотелось, чтобы она думала, будто я в курсе ее ссоры с сыном.
— Я сейчас нужна вам, мэм? — спросила я, когда она, задыхаясь,
— Да, Клара. — Она протиснулась мимо меня в спальню.
Я вошла в комнату следом за ней. Взяла ее под руку, помогла сесть на кушетку. Повернувшись ко мне спиной, она тихо расплакалась.
Я подала ей чистый носовой платок и спросила:
— Принести что-нибудь, что могло бы вас успокоить, мэм? Ваше вязание? Книгу из библиотеки?
— Меня ничто не успокоит, Клара.
— Может быть, чаю с печеньем? Или рюмочку бренди?
— Единственное, что меня способно утешить, — это преданность старшего сына. А ее ты вряд ли мне обеспечишь.
Да, это правда. Более того: я почти не сомневалась в том, что сама являлась причиной ее слез.
Глава двадцать третья
Дорогая Клара!
Найти работу на фабрике оказалось сложнее, чем мы надеялись. Правду говоря, промышленность в Голуэй-Сити на удивление скудная. Казалось бы, при огромных запасах воды в озере Лох-Корриб в городе можно построить гораздо больше заводов. Но земледелие по-прежнему преобладает в местных краях, так что у городских жителей остается не так уж и много возможностей для работы. Папе удалось устроиться на винокуренный завод Персса, расположенный на острове Нанс между двух рукавов реки Корриб; он производит больше виски, чем любая другая ирландская винокурня за пределами Дублина. Папа будет трудиться в цеху сусловарочных котлов, и это очень опасно. Собственно, он получил это место лишь потому, что предыдущий работник погиб, обварившись горячим суслом, и ему срочно искали замену. Мама сперва была против, но быстро смирилась, когда поняла, что в ближайшее время отцу вряд ли удастся занять другую должность.
Для меня и для мамы ничего не нашлось, так что мы будем по мере возможности брать сдельную работу у местной швеи, но вот что поразительно: наша юная Сесилия получила временную подработку на том же заводе Персса. Она станет помогать торговому агенту, продающему отработанные остатки сусла и жмыха местным фермерам, которые пускают их на корм скоту. Памятуя о том, как нелегко убедить недоверчивых фермеров покупать это месиво — мы все слышали, что оно портит коровье молоко, — можно понять, почему управляющие винокурней взяли Сесилию в продавщицы. С бронзовыми волосами, ярко-зелеными глазами и по-детски открытым взглядом, она — воплощение невинности, способной развеять любые сомнения даже у самого подозрительного фермера.
Заработная плата совсем невысокая, а еду нам приходится покупать, потому что здесь нет земли даже под маленький огород. Средств хватает на пропитание и скромные вклады в хозяйство тети Кэтрин, но даже на самое необходимое остается всего ничего. Деньги, которые нам посылаешь ты, сейчас важны как никогда, и мы каждый вечер молимся за тебя и за твою дальнейшую успешную службу.
Надеюсь, что твой Питсбург все-таки чище, чем этот так называемый город. Хотя здесь не так много заводов и фабрик, извергаемая ими гарь отравляет воздух, и весь Голуэй-Сити пропитан копотью: улицы, здания, даже люди. Наверное, меня безнадежно «разбаловал» чистый сельский воздух родного Туама. Вместо привычного нашему слуху пения птиц вокруг раздается кашель. Кашляют все: тетя Кэтрин и ее домочадцы, наши соседи, даже мама, папа и Сесилия, — что особенно неприятно в такой тесноте, когда мы постоянно находимся в непосредственной близости друг к другу. Скажи, ты тоже скучаешь по глотку чистого воздуха?
Я перечитала свое письмо и вижу, что оно получилось чересчур мрачным. На самом деле все не так плохо. Мы вместе, мы помогаем друг другу, и семья тети Кэтрин тоже поддерживает нас как может. Это гораздо больше, чем есть у многих в наше тяжелое время. Не волнуйся за нас.
Пожалуйста, Клара, пиши мне почаще. Пиши подробнее о себе и твоей новой жизни в Америке. Пиши больше историй о своих богатых хозяевах и хозяйке, чтобы я хоть с твоих слов представляла себе, как хорошо могут жить люди.
Я обмакнула перо
Разумеется, я не выдумывала никаких небылиц о подробностях жизни семейства Карнеги. Вымыслом были лишь радость и счастье, которые, по представлениям Элизы, должны царить в доме богатых людей. После нашей беседы в библиотеке — и подслушанного мной разговора мистера Карнеги с матерью: того самого разговора, в котором открылось его намерение уехать в Шотландию, — его деловые поездки становились все более частыми и продолжительными, так что он почти перестал бывать дома. Без старшего мистера Карнеги с его неиссякаемой бодростью духа всех обитателей «Ясного луга» охватили тоска и уныние. Особенно это касалось моей хозяйки. Я боялась представить, что будет, если мистер Карнеги все же добьется желаемой должности в Глазго.
Утешало меня лишь одно: чем больше миссис Карнеги впадала в уныние, тем сильнее она полагалась на меня. Мне очень не нравилась причина такого успеха, однако я добилась своей главной цели и сумела стать незаменимой помощницей для хозяйки. Меня грела мысль, что это сослужит хорошую службу моей семье.
Глава двадцать четвертая
Мистер Карнеги не получил должность в Шотландии, о которой просил. Моя хозяйка обрадовалась этой новости, но радость была недолгой: сын ясно дал ей понять, что в любом случае намерен покинуть Питсбург. Он не рассказывал ей о причинах, заставлявших его бежать, но я все понимала. И он знал об этом.
Он продолжал заниматься делами, связанными с бесконечными разъездами. А в тех редких случаях, когда он бывал дома и не мог избежать встречи со мной, я постоянно чувствовала на себе его взгляд, пока прислуживала его матери. При этом обычно общительный мистер Карнеги становился задумчивым и молчаливым. Только на светских приемах, в присутствии посторонних, он вновь превращался в приветливого, компанейского, уверенного в себе предпринимателя. Наблюдая за этим разительным преображением, я вспоминала наш с ним разговор, случившийся в тот единственный раз, когда он случайно застал меня одну в гостиной «Ясного луга».
— Что вы видите в этой комнате? — спросил он.
Поначалу вопрос меня обескуражил. Ответ казался очевидным, но я уже знала: в мистере Карнеги нет ничего очевидного. Я обошла комнату по кругу, давая простые ответы:
— Я вижу красивые картины на стенах. Вижу кресла в стиле Людовика XV, обтянутые красным шелком. С бахромой и короткими гнутыми ножками. Вижу фигурный паркет и красный ковер с цветочным узором. Вижу обои из красной парчи, а над ними — нарисованный фриз с распустившимися розами. Камин из каррарского мрамора. Ониксовые часы на каминной полке. Канделябры из Франции. Фарфоровые вазы из Англии. На столе в центре комнаты — кувшин из Австрии, расписная плитка из Германии и набор фигурок из слоновой кости с Востока.
Он изумленно уставился на меня.
— Впечатляющее изложение, мисс Келли. Откуда вам известны такие подробности?
Я улыбнулась чуть озорной улыбкой.
— Я не раз слышала, как ваша мать рассказывала все это гостям.
— Конечно, вы слышали. Я задал глупый вопрос. — Он рассмеялся. — Хотите узнать, какую еще историю способна поведать нам эта комната?
— Да, мне было бы интересно.
— Эту комнату можно читать, как открытую книгу. Каждый предмет — слово в рассказе.
Я оглядела гостиную, пытаясь разгадать заключенную в ней историю. Но видела лишь хаотичное пространство, загроможденное дорогими вещами.
— Боюсь, для меня эта книга закрыта. Вы мне ее не прочтете?
— С большим удовольствием. — Он аккуратно взял меня под локоть, словно даму из высшего общества, пришедшую с визитом. Я и вправду почувствовала себя гостьей, а не служанкой.
Свободной рукой он указал на камин и на стол в центре комнаты.
— Вещи, которые вы так замечательно описали, поведают «читателю» или гостю, что семья, проживающая в этом доме, много и основательно путешествовала по миру.
— Понятно.
Я не стала уточнять, что Карнеги никогда не путешествовали на Восток, как можно было бы предположить по костяным статуэткам. Но понимала, как это «слово» вплетается в общее повествование комнаты и как хозяева дома используют такие «слова», чтобы передать определенное сообщение гостям.
Он отпустил мой локоть, взял меня за руку и подвел к стене, где висело больше всего картин.
— Эта коллекция произведений искусства, безусловно, указывает на то, что обитатели «Ясного луга» не чужды культуре.