Горничная особых кровей

Грин Агата

Мне запретили выезжать из владения. Мне приходится служить вам. А мне тяжело даже с вами рядом находиться, потому

что вы очень похожи на человека, который исковеркал мне жизнь. Из-за всего этого у меня вновь начались панические атаки.

Вот, я и напилась. Черт знает, как мне вылечиться.

Владетель выслушал меня, не сделав ни одного едкого замечания и даже не усмехнувшись. Закончив говорить, я ожидала

насмешки, язвительной фразочки или, наоборот, ледяной сухой

отповеди.

Центаврианин же сказал спокойно, без намерения поиздеваться:

— Я оценил твою честность, горничная. Поэтому отвечу так же честно. Ты не восстанавливаешься, потому что у тебя

аномалия потоков энергии. У моего племянника та же проблема, — владетель выждал короткую паузу и добавил: — Это

лечится, горничная. Доверься мне, как своему владетелю, и забудешь об этой проблеме.

Наши взгляды встретились. Я вспомнила, что альбинос уже несколько раз лечил меня теплом, да и в порядок после приступа

привел очень быстро. И эффективно. Неважно, что про него говорят, какая о нем идет слава. Все это неважно, слова - ложь.

Важны только поступки, а поступки альбиноса - это поступки владетеля.

— Я вам доверяю, — шепнула я и добавила уже громче, увереннее: — Как владетелю.

— Тогда идти спать, горничная.

Я развернулась и покинула его покои. Легла на диван, подумала об альбиносе. Он может меня вылечить… Он может мне

помочь. Эта мысль подарила мне спокойствие, состояние, в котором я давно уже не пребывала. Замигал платежный браслет

на руке, который я забыла снять.

А вот и первые пятьдесят п.е.

Я посмотрела на дверь спальни владетеля. Он помогает мне, да еще и платит за это. Вот это мужчина, чтобы его

рептилоиды сожрали!

На этот раз в зону с владетелем полетели не только мы с Ветровым, но и артист Той Ильмонг. Пока для нас готовили

аэрокар, я подмечала, как прислуга реагирует на мужчин.

Ветров для всех был невидимкой. Молчаливый и спокойный, он мало чем отличался от обычного дарнского мужика. Все

внимание на себя оттягивал Той Ильмонг. На ум так и шли эпитеты - «золотой», «пламенный», «сияющий». Даже когда

апранец был спокоен, что-то необычное проскальзывало в его взгляде, движениях, заставляло на него смотреть.

А вот владетель пугал народ, вызывал напряжение и желание отойти подальше, опустить взгляд. На него если и смотрели,

то завороженно, со страхом, как на опасного зверя. Он двигался бесшумно, голос его был мягок, а движения плавны. Я

загляделась на альбиноса и проворонила момент, когда он повернулся и поймал мой взгляд.

«Что, горничная, взгляда от меня отвести не можешь?»

Я вздернула подбородок.

«Не

обольщайся, обесцвеченный».

Мы заняли свои места в каре. Владетель с Ветровым начали разговаривать на центаврианском, я устроилась на сиденье в

уголке. Той Ильмонг, не найдя себе другого занятия, включил на планшете запись со своего же концерта.

И вот тогда-то я, наконец, поняла, отчего все так носятся с этим артистом.

Звук шел немного искаженный, шипящий, но и так пение Ильмонга очаровывало, обволакивало, как сладкий дурман. Не

имею понятия, как зовется такой певческий голос, но это очень красиво слышится, и с первого же прослушивания пленяет.

Апранец заметил, что я тоже слушаю запись, и обернулся ко мне.

— Влюбилась уже?

Тут бы съязвить, или ответить остроумно, но я лишь признала свое поражение и улыбнулась в ответ восхищенно. Честное

слово, такому человеку можно многое позволить, чтобы он и дальше радовал пением, чтобы вдохновение и эти серебряные

переливы в его голосе не пропадали!

Ко мне повернулся и Аркадий, добавил с улыбкой:

— На концертах, где выступает Той Ильмонг, всегда аншлаг.

— Поговаривают, я стану Голосом тысячелетия, — проговорил Ильмонг.

В беседу включился и владетель:

— Голос тысячелетия - Мэон Этельян.

— Центавриане петь не умеют! — отрезал апранец.

— Горничная, ты слышала, как поет Этельян?

— Нет, светлейший.

— И не слушай! — Той разгорячился. — Этельян поет чисто, но без души. Наставники всегда ставят ее в пример, но мне

такие примеры не нужны. Что есть пение? Дар, эмоция, душа, а для нее это… это… процедура. Так что не говорите мне про

Этельян, товарищи!

Той еще долго возмущался тем, что ему напомнили про эту центаврианскую певицу, а Гоин и Аркадий до самой посадки

подтрунивали над артистом. Тот горячился и обещался доказать им свою правоту. Споры утихли только, когда кар сел на

аэро-площадку и мы вышли наружу.

Зима никак не хотела уступать весне, и напоследок ударила таким морозом, что даже дышать стало больно.

— Такой климат убивает. — проворчал Ильмонг.

— Эо-ши защитит тебя от мороза.

— От такого - не защитит. Как вы здесь живете, красавица? — обратился ко мне артист.

— Скучно, сударь.

— Вот-вот, скучно и холодно у вас.

Владетель помнила меня пальцем; когда я подошла, он провел перед моим лицом рукой, «ощупывая» энергетику, и

констатировал:

— Ты замерзнешь.

— Всего минус двадцать пять, светлейший, не замерзну.

Аргумент центаврианина не убедил.