Горняк. Венок Майклу Удомо

Абрахамс Генри Питер

Она встала, потянулась, но Кзума никак не мог оторвать глаз от отвалов. Из-за тучи выглянула луна. Большая, желтая, добродушная. Весело замигали звезды. Кзума перевел глаза с отвалов на Элизу, его неодолимо тянуло к ней.

— Красивая ты, — угрюмо сказал он.

— Пошли, — сказала она.

— Я тебе не нравлюсь?

Она как-то странно поглядела на него и вновь оставила его вопрос без ответа.

Он прижал ее к себе, обнял и почувствовал, как тело ее стало мягким, податливым. Губы ее раздвинула улыбка.

По одну сторону

от них тянулся город с Малайской слободой, по другую высились отвалы белого песка, а здесь был островок тишины, покоя, и она — такая нежная — в его объятиях. Он взял ее за подбородок своей огромной ручищей, приподнял ее голову. Улыбнулся, глядя прямо в глаза, но ответной улыбки не дождался. Ее не понять. Все равно как Лию. Он нагнулся поцеловать ее, но почувствовал, как она снова напряглась.

— Не надо, — совсем по-детски выкрикнула Элиза и оттолкнула его.

Отвернулась, отошла на несколько шагов. Кзума стоял как вкопанный и смотрел ей вслед.

— Прости, — сказала она, не оборачиваясь.

— Да ладно, — сказал он и повернул в другую сторону.

Он возвратился в город той же дорогой, которой они шли. Только раз обернулся поглядеть на далекие отвалы, а дальше шел, не останавливаясь. Элиза догнала его уже на подходе к Малайской слободе и пошла рядом, стараясь приладиться к его шагу. Какое-то время они шли молча.

Потом она вскинула на него глаза.

— Ты сердишься? — спросила она.

— Тебе-то что?

— Прости, — сказала она, — но тебе меня не понять.

Он поглядел на нее. Лицо ее было печальным. Вся ее злость куда-то испарилась, сменилась неизъяснимой тоской.

— Я не сержусь, — сказал он.

Они молча дошли до самого Лииного дома.

Всю ночь в Лиином доме пили и гуляли. Когда Кзума и Элиза вернулись, народу там еще прибавилось. Опора по-прежнему сидела все на том же месте во дворе. За ее спиной стояли два пустых чана, перед ней — один опорожненный до половины. На дворе народу тоже было видимо-невидимо.

В другом конце двора стоял еще один чан — там торговала пивом ледащая Лина, та самая, у которой был припадок белой горячки. К удивлению Кзумы, она совсем протрезвела.

Во всех комнатах толклись пьяные мужчины и женщины. Среди них попадалось много цветных женщин, они обнимались с черными мужчинами. А вот цветных мужчин встречалось мало — раз-два и обчелся.

Тощая цветная женщина с недобрым лицом подкатилась к Кзуме, повисла у него на шее.

— Поставь мне пива, милок, я тебя приголублю. Дешевле дешевого — всего полкроны.

Элиза удалилась в свою комнату, а Кзума вышел во двор. Там, прислонившись к стене, звонко хохоча, болтала с мужчинами Лия. Лицо ее раскраснелось, глаза задорно блестели.

— Кзума! — окликнула его Опора. — Садись-ка сюда, сынок, — сказала она и передвинулась, освободив ему место на скамье.

— У меня много денег набралось, вот я и хочу, чтобы ты взял их на хранение, а потом передал Лии: тут такая

пьянь собралась — еще передерутся, а годы мои уже не те.

Она отдала ему деньги, похлопала по руке и отстранила от себя. Голос у нее был ласковый, совсем материнский. И ему вспомнилась его старая мать.

— А ну давай налетай, сукины дети! Налетай, заливай глотки пивом! — заорала Опора уже никак не ласковым и не материнским голосом.

Кзума прыснул. Опора плутовато подмигнула ему, шаловливо улыбнулась, и ее дубленое лицо пошло морщинами.

— А ну налетай, сукины дети! — орала она. — Не жмись, вытряхивай денежки!

— Вот он где, гад!

Кзума обернулся. Задев его по лицу, мимо пролетел нож. Он попятился.

— Вот тебе, чтоб не зарился на мою бабу! — ревел Дладла, размахивая ножом. За ним стояли еще двое молодчиков с ножами. Кзума почувствовал, как по его щеке ползет струйка крови.

Дладла, ухмыляясь, рассекал воздух ножом. Молодчики подступали все ближе. Кзума отпрянул, стал шарить за спиной чем бы отбиться.

— Держи, — услышал он женский голос, и в руку ему сунули дубинку. Он узнал голос Лины.

— А ну подходи! — заорал Кзума, занося дубинку над головой.

— Оставь Дладлу, я сама с ним расправлюсь! — крикнула Лия.

Дладла отступил назад. Кзума шагнул к Дладле.

— Нет! Я сама с ним разберусь. Ты займись теми двумя.

Лия неспешно вышла вперед — руки в боки, на губах кривая усмешечка. Народ расступился, отодвигаясь все дальше, пока они не остались в центре кружка. Один из прихвостней Дладлы перевел взгляд на Лию; воспользовавшись этим, Кзума огрел его дубинкой. Молодчик рухнул, даже не пикнув. Второй рванул к калитке, но ему преградил путь высоченный парень, только что вошедший во двор. Ухватил молодчика за горло да как тряханет.

— Меня зовут Й. П. Вильямсон, и я тебя одной левой уложу, сукин ты сын! — ревел верзила.

— Йоханнес! — крикнула Лина. Не ослабляя хватки, верзила обернулся к ней. — Не убивай его, тебя посадят!

— Одной левой уложу сукина сына, — бушевал Йоханнес.

— Не смей! — цыкнула на него Лина, не терпящим возражений тоном.

Ворча себе под нос, Йоханнес отпустил молодчика— тот повалился на землю и затих.

— Ступишь еще шаг — зарежу, — грозился Дладла, пятясь от Лии.

— А сейчас и второго уложу, — ревел Йоханнес, надвигаясь на Дладлу.

— Я сама с ним расправлюсь, — сказала Лия.

Йоханнес отступил.

— Ни шагу дальше, женщина! — надрывался Дладла.

Лия шагнула вперед. Дладла полез на нее с ножом, но Лия успела перехватить, отвести его руку. Дладла все еще порывался полоснуть Лию по плечу, но ее руки сжимали его как тиски.

— Ну что, слабо? — прошипела Лия и — как боднет.

Из носа Дладлы хлынула кровь. На лбу, на шее веревками натянулись жилы — он из последних сил гинул руку с ножом к Лииному плечу.