Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот
Шрифт:
Мы с Машей не раз и подолгу бродили по четвертой странице «Комсомольской правды», выбирая самый подходящий для меня институт. Но еще дольше бродили по берегу Енисея, решая — идти мне на дневное или на заочное отделение.
Маша говорила, что надо идти на дневное, что сама она училась заочно и знает, как это трудно. Пока я буду студентом, ее заработка хватит прокормить всю семью, то есть меня да еще Леньку с Алешкой. А мне было стыдно даже слушать такие жертвенные слова. Маше тяжело достался диплом инженера, это верно, а почему мне должно быть легче, чем ей?
Ну и как хотите, только за учебниками и без всякой работы сидеть бы я не смог. У меня тогда, наверно, сразу мускулы превратились бы в рогожу, из-под кожи ее по ленточке выдергивай, пока не наберешь хороший пучок, чтобы сходить потом с такой мочалкой в баню. Эту проблему помог решить Енисей. Правильно, что на берегу родной моей реки мы ее обсуждали. Енисей сказал: «Слушай, Костя…» — и задержался на этих трех точках, потому что рядом со мной была Маша. Но я все понял. Маша тоже поняла. От Енисея мне оторваться никак невозможно.
А вот насчет самого института, кроме «Комсомольской правды», в советчики пришлось скликнуть всех своих друзей. Тумарк кричал: «Поступай в ГИТИС. Из тебя выйдет превосходный комик, ты совершенно не можешь разговаривать серьезно».
Дина говорила: «Только в медицинский! Костя, ты рожден быть хирургом, любую кость ты с одного замаха перерубишь».
Вася Тетерев задумчиво покашливал в ладошку: «А если в педагогический? У Барбина определенно есть что-то от Макаренко. Ему перевоспитывать людей хочется».
Кошич плечом отодвигал Тетерева: «В университет поступать ему нужно. На юридический факультет».
Ленька прямо к глазам моим подставляет веснушки свои, дышит мятными конфетами: «Костя, а как же я потом? Ты ведь обещался: мы оба — в речной!»
В общем, не знаю, чем окончились бы наши споры, но Шура Королева пустила по рукам листок бумаги, тут же нарисованную карикатуру на меня. Кольцо из институтских дверей и вывесок, а я, с хвостом, по-лисьи извиваясь, хожу по кругу и выбираю, какую дверь открыть. Подпись: «Абитуриент! Не лиси, а шагай в МИСИ!»
Посмеялись.
А когда все разошлись, Маша немного нараспев и говорит: «Московский инженерно-строительный институт… Звучит неплохо! Костя, а знаешь, в самом деле, не лиси…»
И я понял. Правильно! Я же строитель. Зачем мне для себя искать какую-то другую профессию? Тем более что эта профессия мне очень нравится. И от Енисея никуда не уйдет. На Енисее — и мне, и Алешке, и внукам Алешкиным строить всего не построить!..
Сдавать вступительные экзамены Москва мне разрешила на месте, в нашем Красноярском политехническом. Заочникам это можно. И я обрадовался. Дома, как говорится, и стены помогают. Особенно когда в этих стенах с тобой живет Маша, да и товарищи толковые к тебе забегают.
Ну, Ленька было по привычке ноту свою тоскливую все же пустил: «Костя, ты бы мне из Москвы диоды привез — транзисторный приемничек хочу смонтировать». Кому что, а шелудивому — баня! Попробовал было я отшутиться, сказал, что диоды-диоты придумали идиоты, а Маша, как главный специалист по радиотехнике, научит
В политехническом, между прочим, мне попеняли, почему не в свой родной, а в московский институт я поступаю. Пришлось ответить: «Куда же тогда москвичи поступать будут, если мы здесь все места сами займем?» Таким образом и стал я студентом МИСИ.
Учиться не было трудно. Опять-таки стены и Маша мне помогали всю зиму. Под ложечкой засосало, когда получил я вызов на летнюю экзаменационную сессию. До этого все еще не верилось по-настоящему, что заканчиваю первый курс и буду уже переходить на второй, словом, ступенька по ступеньке, через шесть лет доберусь и до инженера. Тут я вдруг с какой-то особой силой почувствовал ответственность за само это слово — инженер, — насколько оно не простое. Подумал с особенным уважением к женщинам, что Маше, например, диплом достался куда труднее, чем мне: ей надо было еще и с малышом возиться.
Теперь Алешка бегает великолепно, сам взбирается на стульчик к столу, ест уже не только ложкой, но даже и вилкой, хотя Маша до смерти боится, что мужик наш вилкой непременно выколет себе глаз. А разговаривает он сейчас сплошными цитатами из книги Корнея Чуковского «От двух до пяти». И это удивительно потому, что читать он все же пока не умеет и никто ему содержания этой книги не рассказывал. Ольга Николаевна просто житья не дает: «Костя, все, что он говорит, ты обязательно должен записывать!» Ну, я студент, это так, и мне положено записывать лекции. Но ведь Алешка все-таки еще не профессор!
Словом, повезло мне во всех отношениях.
А вы знаете, когда человеку долго и подряд везет, он к этому привыкает. И даже не может представить, что вдруг ему жизнь хоть в чем-нибудь возьмет да и покажет фигу. Вот так капиталисты, игроки в Монте-Карло все свое состояние в рулетку спускают. А Ленька в лотерею — все деньги, какие от Маши получает на газировку и на мороженое. Ну, было, в самом начале, на три билета, за девяносто копеек, он выиграл сразу пылесос, электробритву и рублевку. С этого и погиб парень. Славку Бурцева тоже втянул. Теперь после каждого тиража они сидят и статистикой занимаются: на какие цифры чаще всего оканчиваются номера счастливых билетов. Соответственно и покупают потом. Соответственно потом и проигрывают.
К везению я постепенно привык. Но не в том смысле, чтобы посвистывать беззаботно: дескать, никакой беды или горя большого лично в моей жизни уже не случится. Тут ко всякому был готов, детство свое трудное хорошо помнил — привык я к мысли, что и всем людям живется в общем-то превосходно и всем везет так, как мне.
И я не стал бы писать эту повесть, если бы мне хотелось лишь рассказать, как я впервые приехал в Москву. Сдавать экзамены. Взялся я за перо потому, что вдруг столкнулся здесь с большой бедой, постигшей людей, которые тоже думали вроде меня и Леньки, что в жизни им здорово повезло и счастье уже никогда не изменит.