Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот
Шрифт:
А Маринич стоял оглушенный и не знал, что ему делать. Все оказывалось серьезным, очень серьезным. Когда не сходится в балансе актив с пассивом, можно заставить себя в наказание просидеть над оборотными ведомостями хоть всю ночь напролет, но ошибку в подсчетах — пропавшую сумму — найти. Наказание не слишком-то страшное. Если не хватает наличных денег в кассе, а все подсчеты и записи верны, здесь уже ничего не высидишь. Вкладывай в кассу свои, и как можно скорее. Все равно, знаешь ты или не знаешь причины недостачи. Иначе будет худо. А где Лика
— Когда? Лика, ты точно знаешь, когда это случилось? — все еще не представляя себе дальнейшего хода событий, в растерянности спросил Маринич. — Может быть, тебе в госбанке по чеку неправильно выдали деньги?
— Саша… Александр Иванович, я не знаю когда. Больше недели я не сверяла кассовый дневник с наличностью. А приход и расход все время был крупный. В субботу вдруг поняла: не хватает. А в банк сегодня утром я уже позвонила. Ответили: нет, никаких излишков не обнаружено.
— А по цехам? Люди зарплату получают у нас без кассира.
— Ну-у нет… Даже рубля полтора оказалось в излишке, мелочь многие не берут… Нет, в цехах люди честные.
— Тогда где же, Лика? Ну где эти деньги? Кто-то украл? Или ты их украла сама у себя!
Девушка вздрогнула, лицо у нее совсем побелело, а левой рукой она потянулась к шее, точно бы проверяя, на месте ли те «новые янтари», которыми она так похвалялась на воскресной прогулке. Прямая, повернулась и, не сказав ни слова в ответ Александру, вышла из кабинета.
На столе требовательно зазвонил телефон.
Глава одиннадцатая
Палка о трех концах
Вызывал главбух Андрей Семеныч. Путь до него — десяток шагов. И Маринич не успел, хотя бы немного, собраться с мыслями. А безотчетно — приготовился защищать Лику, любыми доводами, но защищать. Не имело значения, сколь велика и неоспорима недостача в кассе. Важно было, чтобы Лика не пострадала. Милая, славная Лика…
— Вот удружил! Ну и удружил ты мне снова! — набросился главный бухгалтер, едва Маринич переступил порог. — Ведь это ты привел ее на завод. Ты и в кассиры ее протаскивал — человека, совсем никому не известного. И вот…
— Разобраться надо, Андрей Семеныч.
— Да чего же тут разбираться, когда она сама, понимаешь, сама ответственно заявляет: «Нет у меня денег в кассе!» Ну, акт проверки, понятно, составить надо. Займись этим. Только денежки-то все равно плакали. Кого мы на кассу поставим? Ты думал уже?
— Пахомова и должна оставаться, пока все проверим. И потом, даже…
Андрей Семеныч так и подпрыгнул на стуле, замахал руками:
— Да ты что — шутишь? Или правил не знаешь? У кассира огромная растрата, она сама признает, а ты — оставить!
— Но, может быть, что еще и не растрата.
— Ах… ну… ну, просто… Да ведь денег-то в кассе нет! Растрата, кража, просчет — какая разница… Вон, оказывается, на пути из банка она домой заезжала. Допустим, не сама украла, пьянчужка отец у нее эти деньги вытащил. Чем же легче?
— Так его и судить за воровство!
— То есть как — поддержать? — Андрей Семеныч даже выскочил из-за стола и заметался по комнате. — Насчет ее отца — это ведь только мои предположения. Украл или не украл. Юридическое лицо — сама Пахомова! Никто другой, только она перед нами, государством за кассу ответчица.
— Андрей Семеныч, неужели… Ну зачем же судить? Она и так вся извелась от горя. Каждый день у нее дома… Ну пусть она недостачу эту возместит из зарплаты своей!
— Ты думаешь, что говоришь? Да из зарплаты-то ей такой ущерб возмещать по малой мере года два потребуется! Кто же на это пойдет? И давай не будем спорить, давай делать, как по закону полагается.
Ахая и вздыхая, Андрей Семеныч принялся инструктировать Маринича, объяснять, каким именно образом он должен оформить все необходимые документы. И пенял ему: нельзя же было так, совсем непроверенного человека ставить на кассу. А Маринич твердил свое, что Лику надо пожалеть, что надо ей помочь, что это никакая не растрата, Лика человек честный, а хапнула деньги чья-то подлая чужая рука. Но главный бухгалтер оставался неумолимым и, при всей своей доброте, чем больше его уговаривал Маринич, тем больше раздражался.
— Да иди ты, иди, делай, чего тебе говорят! Не я же сам буду акт составлять! — закричал он, окончательно выходя из себя. — Ты пойми, даже если кто другой за Пахомову деньги вложит, все равно от кассы я ее отстраню. Не может быть доверия к такому человеку. Ступай!
Но, выйдя из кабинета главбуха, Александр не пошел в кассу. Он никак не мог примириться с необычно жестоким для Андрея Семеныча решением. И вдруг его озарило. К Фендотову! Прямо к Фендотову. Если Иван Иваныч поддерживал какого-то проходимца Власенкова, так…
Фендотов, оказывается, знал уже все. Главный бухгалтер успел доложить ему о чрезвычайном происшествии. Он и рта не дал разинуть Мариничу.
— К Стрельцову! К Стрельцову! — закричал сердито. — Это его кадры. По делам финансовым все вопросы решает он. У меня и без этого пухнет голова!
— Иван Иваныч, если у Пахомовой и получилась недостача, так это же не растрата. Это ее несчастье… Пахомова такую сумму никак не сможет выплатить. Помогите!
Фендотов недоуменно вздернул плечами. Дудочкой вытянул губы…
— Не понимаю…
— Выдайте ей пособие из директорского фонда!
— Пять-сот со-рок рублей из директорского фонда? — Фендотов передернулся через стол, вглядываясь в Маринича. — Насколько я способен соображать, вы просите выдать ей, по старому счету, пять с половиной тысяч рублей премии за… хищение государственных средств? Товарищ Маринич, кто из нас двоих…
И Александру захотелось крикнуть: «Вы, конечно!» Но он сдержался, сказал совсем тихо, в отчаянии:
— Но как же быть, Иван Иваныч? Ведь если Пахомовой не помочь, ее станут судить за растрату, на всю жизнь опозорят. Она же не взяла этих денег!