Город Антонеску. Книга 1
Шрифт:
Сегодня утром, в общей спешке не вполне уразумев, о чем речь, Фаничка вместе с Янкале тоже вышла на больничный двор и даже приладила на рукав повязку с Красным Крестом. Но затем, обнаружив, что идти придется до Дальника, поняла, что это невозможно: ни мать ее, ни сестра, страдавшая с детства полиомиелитом, не смогут пройти пешком 15 километров, да и для Янкале это будет, наверное, тяжело.
Единственный выход идти на Дальник одной, а всю семью оставить на несколько дней здесь, в больнице. Правда, для этого следовало получить разрешение жены главврача – Марьи Михайловны, бывшей здесь «хозяйкой».
Строго-настрого
Марья Михайловна Кобозева была, мягко говоря, своеобразным человеком. Грузная, неопрятная, с всклокоченными седеющими волосами, облаченная в какой-то нелепый салоп и фильдеперсовые чулки с живописными дырами, она представляла весьма неожиданный контраст мужу – профессору, красивому и элегантному мужчине.
Но профессор любил жену. Они прожили вместе более 40 лет, с тех самых пор, как во время Первой мировой познакомились в военном госпитале в Симеизе, где Маня, совсем еще юная медсестричка, ухаживала за ранеными. Ради нее будущий профессор Кобозев бросил жену и, забрав троих детей, начал новую жизнь с любимой, которая воспитала его детей и народила ему еще нескольких. И сегодня они, все вместе, живут здесь, в подвале одного из корпусов Еврейской больницы, которой она правит, как своим собственным домом.
Найти Марью Михайловну было нетрудно: по всем этажам раздавался ее зычный голос, которым она – дружелюбно, впрочем, – распекала кого-то за нерадивость.
Фаничка пошла на голос и, торопясь и смущаясь, высказала Кобозевой свою просьбу. Та как-то сразу согласилась, но только в отношении матери и сестры – присутствие старушки и инвалида в больничной палате не должно было вызвать вопросов. Но Янкале – это другое дело. Положить десятилетнего мальчика, да еще еврея, в мужскую палату невозможно.
«Ребенка вам придется взять с собой», – сказала Кобозева, не упомянув, конечно, о том, что в этой мужской палате, она укрывает раненых советских моряков.
Перевод матери и сестры в женскую палату занял достаточно много времени. Но в конце концов все устроилось.
Несколько прощальных слов: «Не беспокойтесь. Все будет хорошо. Мы вернемся завтра или, самое позднее, послезавтра утром», и она помчалась к воротам – туда, где собиралась колонна, идущая на Дальник.
Но… на пустом больничном дворе был один только Янкале, который послушно, «не двигаясь с места», ждал мать.
Колонна ушла.
Фаничка была в растерянности.
Какая беда! Как теперь они доберутся до Дальника!
Но как иногда шутит судьба – беда обернулось счастьем.
Все врачи и медсестры Еврейской больницы, ушедшие на Дальник, погибли, и если бы мать и сын были в этой колонне, то к вечеру этого дня их уже не было бы в живых.
Банальность Зла
Евреи Одессы вышли на Дальник.
До-бро-вольно!
И если бы они этого не сделали, то румыны никак не смогли бы выявить их в огромном заполненном трупами городе.
Но они облегчили убийцам «работу» и сами… сами!.. пошли на смерть!
Точно так же, как в Киеве, точно так, как везде.
И
Удивительно! Невероятно!
Ведь совершалось это злодейство в десятках различных мест, и совершали его тысячи, никогда не встречавших друг друга убийц – немцев, румын, украинцев, литовцев…
Что это? Одна и та же методика уничтожения?
Именно так!
Одна и та же дьявольская методика уничтожения!
И автором этой уникальной методики был не кто иной, как Адольф Эйхман.
Личность Эйхмана всем хорошо известна, и совершенные им преступления тоже ни для кого не секрет. Как глава еврейского реферата гестапо, он всегда был в эпицентре оргии уничтожения: именно он был создателем Эйнзатцгруппе СС, действовавших на территориях СССР, и именно к нему поступали их кровавые рапорты, именно он был организатором совещания в Ванзее, послужившим началом «окончательного решения», и именно его подпись стоит под протоколом этого совещания…
Да и сам он однажды с гордостью заявил: «Я сойду в могилу смеясь, поскольку тот факт, что на моей совести смерть шести миллионов жидов, дарит мне необычайное удовлетворение».
Но вот о том, что все массовые убийства совершались по разработанной им методике, никто никогда почему-то не упоминал.
Об этом удивительном факте рассказал в своих воспоминаниях американский судья Майкл Масманно [17] .
После завершения Международного Нюрнбергского процесса в том же Нюрнберге в 1946–1948 годах проходили еще 12 отдельных процессов Американского военного трибунала. Председателем процесса № 9, касавшегося Эйнзатцгруппе СС, был судья Масманно.
17
Масманно Майкл. Специальные команды Эйхмана. М.: Центрполиграф, 2010.
И хотя на скамье подсудимых Эйхмана не было, судье пришлось уделить ему много внимания и изучить все документы, связанные с его «деятельностью».
В процессе этой мучительной, по словам Масманно, работы он неожиданно обнаружил, что «честь» создания методики массового уничтожения принадлежит Эйхману.
Эйхман не присутствовал на процессе Эйнзатцгруппе СС по «уважительной», так сказать, причине – в те дни он скрывался от правосудия и продолжал успешно скрываться еще лет пятнадцать, до того самого вечера, когда однажды на темной улочке Буэнос-Айреса его не выследили агенты израильского «Моссада».
В тот вечер Эйхман задержался на службе и очень спешил домой, где ждала его к ужину семья – любимая жена Вероника и четверо сыновей.
Он уже подходил к дому, когда его окликнул мужской голос.
«Минуточку, сеньор!» — сказал по-испански незнакомый мужчина.
Эйхман обернулся и едва успел подумать, что обычные эти слова прозвучали немного странно и что окликнувший его человек, наверное, иностранец, как почувствовал, что летит в пропасть…
И он действительно полетел – в Израиль. С комфортом полетел – на специально присланном за ним военном самолете.