Город бездны
Шрифт:
В любом случае, это был самый быстрый способ оказаться в Блестящем Поясе. Шаттлы на супертемпературных двигателях проходили тот же маршрут на большей скорости, но корабли такого типа даже не приближались к Айдлвилду. Не надо быть гением экономики, чтобы понять причину. Большинству клиентов хосписа едва хватало средств, чтобы оплатить собственное оживление, не говоря уже о перелете в Город Бездны — это было весьма дорогое удовольствие. Мне предстояло добраться до того причала с множеством кораблей и заказать билет на шаттл — без гарантии, что свободное место найдется сразу. Амелия отговорила меня садиться на супертемпературник. По ее мнению, теперь их уже не так много как раньше, и время, которое я проведу в ожидании, сведет выигрыш в скорости в лучшем случае к минимуму.
Наконец
— Желаем удачи, господин Мирабель, — Нищенствующий с дубинкой весело махнул мне рукой.
— Спасибо. Я вышлю открытку. А может быть, вернусь и расскажу, как прошло путешествие.
— Это было бы чудесно.
Я выплюнул последний кровавый сгусток.
— Уверен, вы меня дождетесь.
Впереди меня на борт загоняли стайку будущих иммигрантов, сонно бормочущих что-то на незнакомых наречиях. Потом нас долго вели через запутанный лабиринт узких лазов, пока мы не очутились в «ступице», глубоко в утробе «Стрельникова», где распределили по маленьким каютам. Спуск на Блестящий Пояс начался.
Добравшись до своего отсека, я почувствовал себя усталым и больным — зверем, который проиграл схватку и уполз к себе в берлогу зализывать раны. Какая удача, что у меня не было соседей по каюте! Здесь не было благоухающей чистоты, равно как и особенной грязи — некое промежуточное состояние легкой запущенности и неряшливости. На «Стрельникове» не поддерживали искусственную гравитацию — тоже великолепно. Разумеется, это делалось с единственной целью не перегружать конструкцию, но кабинка была оборудована специальной нуль-койкой и всевозможными питающими и санитарными удобствами, необходимыми в условиях невесомости. Кроме того, я обнаружил любовно сохраненный сетевой пульт, который словно перекочевал сюда из музея кибернетики, на всех доступных плоскостях красовались выцветшие заляпанные таблички с подробными инструкциями относительно того, что можно и чего нельзя делать на борту, а также план аварийной эвакуации. Время от времени в системе громкой связи раздавался щелчок, и кто-то в очередной раз с ужасным акцентом сообщал, что «отправление корабля задерживается». Наконец содержание сообщения изменилось: нас поставили в известность, что корабль покинул Айдлвилд, двигатель включен, и мы спускаемся. Старт был таким мягким, что я даже не заметил.
Избавившись от осколков зуба во рту и тщательно исследовав болезненные синяки — прощальный подарок Нищенствующих, — я постепенно погрузился в сон.
Глава 10
В тот день, когда проснулся пассажир, мир еще раз необратимо изменился.
Небесный в сопровождении двух своих лучших друзей ехал в служебном вагончике, который с грохотом катился вдоль «хребта» «Сантьяго» по одному из вспомогательных туннелей, пронизывающих корабль от носа до кормы. Состав полз по рельсам медленно, как улитка, то и дело останавливаясь, чтобы позволить экипажу выгрузить припасы либо дождаться, пока другой поезд не освободит туннель впереди. Как обычно, спутники Небесного коротали время, рассказывая небылицы и бахвалясь друг перед другом. Небесному доставалась роль зануды, который не способен веселиться вместе с остальными и потому изо всех сил стремится испортить им настроение.
— Мне вчера Виглиетти такое рассказал! — крикнул Норквинко, стараясь перекрыть грохот поезда. — Сам он в это не верит — а другие верят! И дело касается Флотилии.
— Валяй, а мы посмеемся, — откликнулся Небесный.
— Простой вопрос: сколько кораблей было изначально, до гибели «Исламабада»?
— Разумеется, пять, — ответил Гомес.
— А если не пять? А вдруг шесть? Один взорвался — нам это известно. Но какой? Может быть, как раз «Исламабад» уцелел?
— А почему мы его не видим?
— Потому что он не подает сигналов. Он преследует нас, как призрак.
— Весьма убедительно, — фыркнул Небесный. — А у этого призрака, случайно, не было имени?
— Что
— Я так и знал.
— Говорят, «Калеуче».
Небесный вздохнул. Путешествие, похоже, будет еще то. Когда-то много лет назад они втроем считали железнодорожную сеть корабля местом для игр — увлекательных и в меру опасных. Это была удивительная страна, где оживали истории о привидениях и приключениях. Там были заброшенные туннели, которые ответвлялись от основной линии: по слухам, они вели к засекреченным грузовым отсекам. По одной из версий, там находились тайники со спящими, которые были переправлены на борт нелегально в последние минуты перед отлетом, потому что это были члены правительств-соперников. Небесный и его друзья знали места, где можно было, подзадоривая друг друга, выбираться на крышу поезда и ехать, едва не обдирая спину о потолок туннеля. Теперь он повзрослел и оглядывался на эти игры с лукавым изумлением, отчасти гордясь риском, на который они шли, отчасти ужасаясь грозившей им тогда зловещей смерти.
С тех пор прошла целая жизнь. Теперь им поручали куда более серьезную работу. Времена изменились. Ресурсы корабля начинали истощаться, и всем приходилось лезть вон из кожи. Небесный и его друзья были назначены сопровождающими грузов для бригад, работающим на «хребте» и в двигательном отсеке. Обычно это включало помощь при разгрузке, после чего груз приходилось тащить через лазы или спускать по смотровым колодцам туда, где он был необходим. В общем, работа оказалась далеко не такой простой, как они думали поначалу. Редкая смена обходилась без свежих царапин и синяков. Зато постоянные нагрузки помогли обзавестись великолепной мускулатурой — в других условиях на это можно было даже не надеяться.
Их компания была странной. Гомес пробивал себе путь к работе в двигательном отсеке, в «тайный орден» техников, обслуживающих силовые установки. Иногда он отправлялся на поезде прямо на корму и даже тайком заговаривал с кем-нибудь из техников, пытаясь произвести на него впечатление своим знанием физики герметичности и прочих тайн теории аннигиляторных двигателей. Временами, наблюдая за этими беседами, Небесный замечал: отнюдь не всегда техники безжалостно расправлялись с вопросами и ответами Гомеса. Изредка они даже выказывали сдержанное удивление и намекали, что однажды Гомесу будет позволено вступить в их тишайшее братство.
Норквинко был существом совсем другого типа. Он обладал свойством с безоглядной одержимостью погружаться в любую проблему. Его могло увлечь что угодно, лишь бы явление было достаточно сложным и многоплановым. Он самозабвенно составлял списки и классификации, а серийные номера и схемы были наполнены для него глубоким очарованием. Не удивительно, что чудовищно сложная «нервная система» «Сантьяго» притягивала его внимание, как магнит. Компьютерные сети, которые пронизывают своими жилами корабль, бесконечно ветвясь… Их содержание то и дело изменялось и переписывалось, подобно древним рукописям, начиная со старта корабля и до недавнего времени, когда случился аварийный сбой систем. Мало кто из взрослых, находящихся в здавом уме, не пасовал перед попыткой понять работу более одного крошечного сегмента этой системы! А Норквинко был заворожен этим бесконечным многообразием. По мнению многих, это граничило с патологией, а некоторым внушало настоящий ужас. Техники, которые занимались сетями, на протяжении поколений отрабатывали способы устранения неполадок — и тут кто-то пытался объяснять им, как решить те же проблемы более эффективно! «Это оставит нас без работы», — таков был самый вежливый ответ неугомонному Норквинко. После этого он некоторое время держался от сетевиков подальше, чтобы не нарываться на неприятности, и путешествовал вместе с Небесным и Гомесом.
— «Калеуче», — повторил Небесный. — Интересно, что бы это значило.
— Еще бы не интересно, — презрительные нотки в голосе Небесного, похоже, задели Норквинко. — Мои предки родом с одного острова. Так вот, там очень любили истории о привидениях. В том числе и о «Калеуче».
Норквинко уже увлекся, его обычные нервные интонации почти исчезли.
— И ты хотел поведать ее нам.
— Это был морской корабль-призрак.
— Забавно, а я бы не догадался.
— Послушай, — оборвал Гомес. — Заткнись и не мешай Норквинко рассказывать, ладно?