Город Дождя
Шрифт:
Здесь царил полный хаос. Разбросанные краски, вымазанные в них полы, перепачканные шторы и мольберты...Неоконченные картины на этих мольбертах, с невыносимой из-за сочетания цветов палитрой, с портретами неживых холодных лиц, с хаотичными конечностями и обрывками мира, с летающими по воздуху черепами и мрачными цветами. Полные дыхания ада и создающие образ мира, вывороченного наизнанку, наполненного чудовищными образами. Общее впечатление довершал поломанный рояль, гитара с оборванными струнами и включённая кем-то "глючная" музыка, несущаяся
– Барабашка, друг! Это - ты!
– воскликнул внезапно Шнобель, наклоняясь над молодым парнем. Тот сидел на циновке в полу-лотосе и мрачно глядел в пространство перед собой. Это, действительно, был старый приятель Шнобеля. Только, он был сейчас узнаваем с трудом: непричёсан и небрит, с морщинистым лбом и безумными глазами, подняв которые на Пещерника, он, похоже, не узнавал друга, но медленно прочитал сиплым голосом:
Мы - гусеницы из закрытой банки,
И ползаем по пустоте стекла.
Глядим мы на души своей останки,
Не зная дуновения крыла.
Глядим на листьев бренных стебельки,
Последние их впитывая соки.
И вспоминаем прошлые деньки,
И буйство юности, пространственно-далекой.
Не думать, не сгорать и не летать...
Нет, не дано нам бабочками стать.
Лишь куколками. И тому причина -
Что гусениц душа уже в морщинах.
– Оставь его пока. Нам надо узнать, что там: за следующей дверью, - сказал Шнобелю Генрих, - мы должны дойти до самого конца.
– Невозможно писать для себя, - неожиданно чеканным твердым голосом сказал Барабашка.
– Это противоречит природе творчества. Пускай - лишь для воображаемого читателя, или - в пустоту. Но - вовне! Если не выпускать выходящие живые мысли в мир - они скукожатся и погаснут, убивая и своего создателя. Я так ошибался...
– Барабашка, это - я, Шнобель! Ты - узнаешь меня?
Он ответил не сразу. Но посмотрел еще раз, и вдруг - да, узнал... На егол лице появилось осмысленное выражение.
– Зря и ты сюда пришёл. Здесь отравленный воздух. Хотя, я рад тебя видеть. Если ты - не моё воображение.
– Это я. Твой друг, Шнобель Пещерник... Что - там?
– спросил его Шнобель, указывая на следующую дверь.
– Последняя дверь. Когда-то там был танцпол. Но теперь наши правила таковы, что туда уходят лишь самоубийцы. И танцуют, нюхнув глючного порошка - в последний раз в жизни. Потом они падают замертво, прыгнув со сцены вниз - как в пропасть. Так здесь заведено, и так нам всем уготовано. Все мы постепенно двигаемся к центру.
Шнобель с ужасом посмотрел на него.
– Вчера туда ушла Королева. И - Дизель. А Хом - нет, он где-то здесь, валяется под мольбертами, - отстраненно продолжил Барабашка.
– Ушедшие, быть может, уже погибли, а может, еще живы.
– Генрих! Не идите вперед без меня, - проорал своим Шнобель.
– Подождите здесь, я скоро вернусь... Никто не видал поблизости медпункт, когда мы стояли на "Дороге"? Думаю, он, всё же, должен быть.
– Я проведу. Здесь недалеко. Религиозный реввоенсовет его поддерживает и охраняет, - неожиданно отозвался Барабашка, услышав эти слова Шнобеля.
– Веди!
– сказал тот.
"Может, гипнокристалл на него чуть подействовал?" - успел подумать Пещерник, еще прежде чем они тронулись в путь.
Когда, уже снаружи Рая, Барабашка указал ему на ничем не примечательное здание без вывески, где, по его словам, располагался местный медцентр, Шнобель припустил вперед.
– Как быстро ты идешь! А у меня ноги, как ватные, - стонал не поспевающий за ним друг.
– Ты ещё не насытился своей дурью? Кажется, уже по самые гланды, - оборвал его Шнобель.
– Так что - давай, разомнись, двигай мослы! И - завязывай с наркотой!
– Ты же знаешь - назад отсюда дороги уже нет, - виновато всхлипнул Барабашка.
– Я... Думал, что она способствует творчеству... Но... Дурь - это просто дурь.
– Есть!
– остановившись и смотря прямо ему в глаза, проорал Шнобель, тряся Барабашку за плечи.
– Выход отсюда есть. Ты - еще жив. Понятно, что тебе наплевать на себя! Ты захотел превратить свою жизнь в дерьмо - и сделал это... А Королева, Хом, Дизель? Спасая себя - ты поможешь и им. Мы - не скоты, а люди, а потому плотно прижаты друг к другу душами... Понял?
– Королева... Она - всё такая же. Хрупкая девушка с золотыми кудряшками, - хлюпнул носом Барабашка.
Бинты, аппаратура для переливания крови, капельницы, витамины, обезболиватели, шприцы, глюкоза и прочее, - вскоре занимали один из углов бывшего "танцпола", мгновенно превратившегося в медсанчасть. Шнобель в медпункте, сильно не разбираясь, свалил всё это добро на тележку, и доставил сюда. Зикфрид и Рональд оказались опытными медиками, и работы им хватало. Остальные хакеры и Шнобель были на подхвате.
Из двенадцати самоубийц, решивших совершить вчера если не узаконенный, то, как минимум, ежегодный ритуал этого места, они успели спасти пятерых наверняка и трех под вопросом. Дизель был плотно примотан к доске для фиксации сломанного позвоночника. Королева сломала ногу и была без сознания, сильно ударившись затылком, но тоже живая. Те трое, которые были в очень тяжелом состоянии, лежали под капельницами и прошли процедуру переливания крови.
Работёнки хватило всем не только на остатки дня, но и на вечер. Занимались раненными и срочной ликвидацией наркоты во всем Рае. Последним вопросом занялся прибывший сюда Петров.