Город Ильеус

Амаду Жоржи

— Бедный мой, дорогой… Ты был так добр ко мне… Мне не в чем тебя упрекнуть. Ты можешь думать обо мне всё, что хочешь, но…

Карлос постепенно приходил в себя. Теперь в словах Жульеты он видел слабую надежду. Трудно забыть это, трудно простить. Но он любил её так, что был готов забыть и простить. Самое главное — не потерять её. В комнате стояла тишина, только море шумело за окном, разбиваясь о берег. Карлос искал слов и не находил. Трудно было выразить то, что он хотел сказать:

— Жульета, я люблю тебя… Ты для меня всё… Ведь для чего-нибудь же люди борются, мучаются, совершают сделки, губят

других. Для чего-нибудь. Я это делал для тебя. Я знаю, что я это время мало бывал с тобой, но ведь я работал, как вол… Я тоже отчасти виноват в том, что случилось. Но если этот каприз, если это твое безумие уже прошло, забудем всё, сегодня же, сейчас же всё забудем и уедем. Поедем путешествовать, теперь мы уже можем себе это позволить. Уже не нужно, чтоб я здесь всё время находился. Помнишь, я когда-то обещал тебе, что мы отправимся путешествовать, что когда-нибудь эта ссылка кончится для нас, что в один прекрасный день мы станем хозяевами земли и сможем уехать отсюда? Ну так вот, мы уже сейчас — хозяева земли. Давай забудем всё. Словно ничего и не было.

Сердце Жульеты сжималось от жалости. Ей было так жаль его, что на мгновение она подумала, что нужно остаться, отказаться от всего, снова окунуться в эту страшную топкую грязь. Она, Жульета, нужна этому человеку. У него фазенды, отнятые у полковников, у него экспортная фирма. А ему нужна она, Жульета. Но надо было подавить в груди это чувство жалости, иначе она погибла. Чтобы спастись, она должна переступить через Карлоса, может быть, даже переступить через Сержио.

— Будь терпелив, Карлос. Это не каприз и не безумие. Я пошла на это, чтобы бежать от того, что окружало меня… — Она повела рукой вокруг. — От твоих дел, от твоего грязного мира… Я сама не понимала, я приходила в отчаяние, на меня находила хандра, помнишь? Твой мир… Ты думаешь, мне нужны путешествия, роскошь, балы и нарядные платья? Ничего этого мне не нужно… Я хочу уйти от этой жизни, от этой страшной грязи, такой страшной…

Он начинал понимать. Тень отчуждения легла между ними. Жульета почувствовала это и обрадовалась, так как подумала, что Карлос сможет жить без неё, каких бы страданий это ни стоило ему вначале.

— Грязь, говоришь ты? А что же тебя кормит, как не эта грязь? Торговые дела так и делаются: выигрывает тот, кто хитрее, так всегда было… Ты не считала, что это грязь, пока не познакомилась с этим типом…

— Не волнуйся, Карлос, Я тебя ни в чем не обвиняю. Это твоя жизнь. Но просто мне она не нравится, и я не хочу больше так жить…

— Ты уходишь? — Он снова весь поник, снова чувствовал вокруг пустоту, снова испугался.

— Ухожу, Карлос. Но не обманывай сам себя. Тебе будет тяжело только в первое время. У тебя есть твои дела, твои фазенды, твои новые фазенды, ты даже и не вспомнишь обо мне… Так лучше…

Он молчал, опустив голову, глядя в пол.

— Я ухожу, никто не узнает почему, никакого скандала не будет. Ты придумай какую-нибудь историю. Потом потребуешь развода, это ведь тебе ничем не повредит. Ты забудешь меня. Кто знает, может быть…

Карлос понял, что она жалеет его, и возмутился:

— Раз уж ты уходишь, то, пожалуйста, обо мне не беспокойся. Я сам о себе позабочусь… — Он снова входил в роль хозяина дома. — Сколько тебе нужно?

— Ничего,

Карлос. Я давно хотела поговорить с тобой. Да всё откладывала. Хорошо, что ты заговорил сегодня об этом письме. Я давно уже всё подготовила… Я возьму только то, что принесла из дома матери… Мне этого хватит, пока не устроюсь на работу.

Этого Карлос Зуде уже не мог снести. Полная независимость… полный разрыв… Это ранило его сильней, чем все остальное. Он вспылил:

— Устроишься? Разве что проституткой…

— Нет, Карлос. Где-нибудь устроюсь.

Ей снова стало жаль его. Он был оскорблен и печален. Она подошла к нему:

— Я не хочу уходить отсюда твоим врагом. Я хочу, чтоб ты понял…

Карлос встал, он был почти спокоен. В голосе его звучала грустная покорность:

— Я никогда не пойму. Я люблю тебя…

Жульета покачала головой. Она стала собирать вещи. Карлос снова сел на постель и наблюдал за ней. Множество мыслей проносилось у него в голове. Одно он сознавал ясно: он не может сейчас уехать из Ильеуса — рано ещё. Пусть идёт, она сломает себе шею и, наверно, вернется. А он? Примет её? Он задумался.

— Если ты когда-нибудь вернешься… Этот дом — твой…

Жульета пошла в Коммерческую ассоциацию. Окна были закрыты, Сержио Моура собирался уходить. Огни огромной люстры освещали зал, где Сержио, один-одинёшенек, завязывал галстук перед зеркалом. Жульета вошла, он её поцеловал:

— Что ты делаешь на улице в такой час?

— Сержио, где твоя чёрная птица?

— Там, на веранде.

— Принеси её…

Он вышел и вернулся с клеткой, которую передал Жульете. Птица проснулась от яркого света. Жульета открыла окно.

— Подари мне эту птицу. Хорошо?

— Она твоя. — Сержио удивленно смотрел на неё.

Она поставила клетку на окно и открыла дверцу. Птица выпрыгнула на подоконник, с минуту помедлила в нерешимости, потом вдруг взвилась в воздух и улетела в ночь, необозримую и свободную, опустившуюся над соседним садом. Сержио подумал: уж не пьяна ли Жульета? Что всё это значит, чёрт возьми? Она повернулась к нему, сияющая:

— Знаешь, любимый, я тоже свободна…

— Свободна?

— Я все сказала Карлосу, мы расстались.

Поэт испугался:

— Сказала?

Она утвердительно кивнула головой. Она смотрела на Сержио — он тоже был пленником, ноги его увязли в грязи. Но чтоб быть свободной, она готова была переступить даже через него.

— Я ухожу, понимаешь? Куда — не знаю, но ухожу. Не знаю, что буду делать, но ухожу. — Она добавила робко: — Может быть, когда-нибудь я смогу работать для этого нового мира, о котором говорил Жоаким…

Сержио улыбнулся, он заговорил языком литературы:

— Творение ускользает от своего творца…

— Я люблю тебя, ты это хорошо знаешь. Я многим обязана тебе. Потому-то я и пришла. Я говорю тебе: пойдём со мною. Порви эти путы, которые связывают тебя. Уйдём вместе… Вдвоём будет легче, лучше…

Он слушал её молча, литература не помогала, ничего не могла разрешить. Ни ирония не помогала, ни страсть. Жульета уходила. И звала его:

— Сержио, я пришла за тобой. Я тебя очень, очень, очень люблю. Но если ты не захочешь идти со мной, не сможешь вырваться из плена, я все равно уйду, одна, я не хочу гибнуть…