Город любви 05
Шрифт:
– Задушил бы, задушил бы гадину, – на поповский манер пропел Ховчин.
Полковник не был отъявленным коммунистом, а просто любил Родину. Из всех участников гражданской войны он больше всего уважал генерала Корнилова и очень сожалел, что генерал не смог навести порядок в августе 1917 года.
– Вадим Геннадьевич, время «Ч» приближается, и, если мы не используем этот последний шанс, грош нам цена как офицерам. Я уже вижу, что из всей этой демократии одна хрень выходит и все их достижения в том, что болтать разрешили. А болтовня и дело – это две такие большие разницы, не мне вам объяснять, Вадим Геннадьевич.
Время «Ч» пришло ранним августовским утром. По всем телевизионным каналам показывали балет «Лебединое
Полковник Ховчин ждал этого дня два года. Именно тогда в 1989 году он потерял весь остаток веры в перестройку, гласность и демократию. Ховчин служил тогда в Западной группе войск, в Германии. Полковник ехал в кабине «КамАЗа» во главе колонны из трех машин по маленькому немецкому городку вблизи Потсдама, когда из окон домов и подворотен полетели камни и послышались крики: «Russisch das Schwein hinaus von hier aus das Deutschland». Ветровое стекло от попавшего булыжника покрылось паутиной трещин, но Ховчин будто оцепенел. Возмущение переполняло его душу, ведь камни бросали вчерашние камрады, с которыми он, бывало, пил пиво. На следующий день пала Берлинская стена, и Ховчину ужасно хотелось пустить себе пулю в лоб и хоть этим высказать свое негодование по поводу случившегося. В ту радостную для немцев ночь полковник закрылся в своем кабинете и пил в одиночестве водку. Тогда он впервые произнес слова: «Задавлю, задавлю гадину».
Ховчин прошел вдоль строя, и выйдя на середину, громовым голосом произнес:
– Товарищи солдаты и офицеры, отечество в опасности! Круг лиц, стоящих у власти, забыло о своей ответственности перед народом! Все их действия направлены на развал Союза Советских Социалистических Республик! Приказом министра обороны нам доверена честь восстановить на просторах нашей Родины спокойствие и порядок. Помните, что вы давали присягу, и все наши действия не будут ей противоречить!
Еще год назад Ховчин знал, что скажет в этот миг солдатам. Тогда высшие чины из генштаба предложили ему создать на базе учебной части хорошо подготовленное соединение в тысячу человек, способное выполнять боевые и полицейские функции, морально устойчивое и верное командиру.
«Ну полковник и загнул, оказывается, отечество в опасности, – подумал стоявший во втором ряду своего взвода Завьялов. – Теперь понятна вся эта муштра и политинформации. Не будут теперь больше по телевизору показывать передач типа «Взгляд», и Лерочку я теперь не скоро увижу. Но может оно и к лучшему: вернусь через несколько месяцев, Лера соскучится и сама бросится ко мне на шею. А то в последнее время хожу за ней как провинившийся пес, а она только фыркает».
Стоявший впереди лейтенант Елизаров нервно перебирал пальцами зажатую в кулак автоматную пулю. Ему претила мысль, что его хотят использовать как душителя демократии, но выйти из строя и высказать свое мнение не хватало смелости. Пуля выскользнула из потных пальцев и, дзынкнув, покатилась под ноги. Полковник бросил на лейтенанта грозный взгляд, и Елизаров инстинктивно подтянулся и замер в строю. Находившийся рядом Джавхаев, получивший недавно сержантские лычки, откровенно радовался, что вырвется наконец-то из опостылевшей казармы и примет участие в настоящем деле, а не в бесконечных учениях и хозяйственных работах.
Совершенно неожиданно для Ховчина план по немедленной переброске батальонов в Москву начал давать сбой, обещанные автобусы в девять тридцать не прибыли. Полковник чуть не разбил телефон после разговора с директором автоколонны. Запрыгнув в машину, он отправился в город и, только
Красное солнце, закатываясь в лес, посылало на аэродром свои последние лучи. Солдаты, рассыпавшись вдоль забора, отдыхали лежа на скошенной траве, подложив под головы вещмешки. Офицеры курили возле взлетной полосы.
– Не унывать! По выполнении задания всех представлю к следующим званиям и правительственным наградам, – подбодрил командный состав Ховчин.
Только что была получена радиограмма, что самолеты за ними вылетели. Повеселевший полковник, поднявшись по ступенькам в небольшую диспетчерскую, спросил:
– Когда прилетят?
– Примерно через час семьдесят шестые зайдут на посадку, – ответил ему капитан ВВС. – Сейчас новости по Би-Би-Си передавать будут, не желаете послушать?
Зашипел приемник, и полковник, в который раз за сегодняшний день услышал, что в Москву вошли танки, что Горбачев отстранен от власти, а Верховный Совет России отказался подчиняться ГКЧП. Ховчину все это казалось какой-то комедией. Он не мог понять, как, имея неописуемый перевес в силах и средствах, можно до сих пор не разогнать каких-то депутатов.
«Неужто они до такой степени боятся крови, – думал он. – Только бы добраться, только бы добраться до Москвы!» – повторял полковник про себя.
Сумерки сгущались над аэродромом. Завьялов приподнял голову с вещмешка и поежился от исходившей от земли прохлады. Поднявшись, он увидел, как от КПП к офицерам мчится черная «Волга», потом машина, притормозив у взлетно-посадочной полосы, резко развернулась и резво понеслась к диспетчерской.
– Полковник Ховчин? – спросил вошедший высокий человек в штатском, мельком показав красную книжечку. – Нам необходимо с вами срочно поговорить, – добавил он, не дожидаясь ответа. Выйдемте на свежий воздух.
Ховчин неодобрительно посмотрел на явившихся представителей спецслужб, но все же поднялся и вышел с ними из диспетчерской.
– Полковник, возвращайте свои батальоны в казарму, в Москве уже все решено и в вашем присутствии нет необходимости.
– Я подчиняюсь только лично министру обороны! А вашу красную книжечку можете засунуть себе в задницу! – вскипел от наглости сотрудников КГБ Ховчин.
– Не стоит раздавать подобные указания, Виктор Петрович, – мягко предостерег полковника приблизившийся второй высокий человек в штатском. – Вам внятно сказали, возвращайте людей на место и сами отправляйтесь домой к жене в теплую постельку.
Полковник криво усмехнулся и сделал шаг в направлении взлетной полосы.
– Не кипятитесь, Виктор Петрович, – схватив за рукав, попытался остановить его один из кгбшников. – Садитесь в нашу машину, потолкуем и придем к консенсусу. Право, не стоит вмешиваться в эту заваруху.
Но Ховчин стряхнул с себя чужую руку, как прилипший комок грязи, направился к своим офицерам. Оба сотрудника КГБ последовали за ним наперебой, уговаривая вернуться. Никто не заметил, как от черной «Волги» отделилась небольшая тень. Эта тень принадлежала очень юркому маленькому человеку, одетому в дешевый восьмидесятирублевый костюм. Такого человека невозможно было выделить из толпы, обычный работяга или мелкий служащий. Через год, уйдя в отставку, он начнет ловить рыбку в мутной воде, вскоре пользуясь несовершенством законодательства, связями в правоохранительных органах и неописуемой жестокостью к конкурентам, сколотит огромное состояние в сфере игорного бизнеса. А спустя пять лет будет убит из снайперской винтовки бывшим коллегой по цеху, садясь возле дома в бронированный «Мерседес».