Город на берегу неба
Шрифт:
Стараясь не переигрывать с показным равнодушием, Оля, тем не менее, достаточно нейтрально дёрнула плечиком и потянулась за заварным эклером.
— Ну, так… — протянула она лениво, откусывая от пирожного. — В принципе интересно…
– “В принципе интересно!” — передразнил отчим с нарастающим раздражением. — Как можно быть такой инертной и нелюбопытной?! Это же США! Настоящая американская школа! Да я бы на твоём месте обоссался от радости, если бы мне предложили такую возможность… только в твои годы мы о подобном и не мечтали. А ты всё
— Да что нужно делать-то? — кисло спросила Оля недовольным тоном.
— Если хотите, я завтра узнаю поподробнее и скину на мейл все условия приёма, сроки, суммы и так далее, — заторопилась репетиторша. И снова Оля осадила себя, чтобы не разнервничаться, не выдать своей робкой радости и взметнувшейся в душе отчаянной надежды. Она даже про себя боялась подумать, просто допустить мысль о том, что…
— Решено, — кивнул отчим. — Сбрасывай мне всё, что у тебя есть. Я ознакомлюсь. А ты… — он перевёл взгляд в сторону Оли и с досадой скривился. — Тебе, я смотрю, вообще на всё плевать. Что воля, что неволя — всё равно…*
О нет, он жестоко ошибался. Оле не было всё равно.
Она выбирала волю.
Процесс подготовки к программе, сборы и отъезд пронеслись для Оли стремительно, словно на ускоренной перемотке.
Она до последнего не могла расслабиться и поверить в то, что её действительно отпускают в другую страну на учёбу. Она даже не чувствовала волнения перед встречей с чужбиной, не испытывала естественного страха перед незнакомой школой, не беспокоилась о том, найдёт ли общий язык с принимающей семьёй. Все её усилия в оставшиеся месяцы были направлены лишь на то, чтобы не вызвать подозрений отчима, не спугнуть удачу, не выдать своего счастливого ожидания и сумасшедшего нетерпения. Дома по-прежнему были уверены, что Оля едет без особого рвения — просто привычно подчиняется воле старших.
Пройти отбор оказалось совсем несложно: её попросили предоставить выписку оценок из школы, а затем Оля блестяще сдала два теста по английскому языку — устный и письменный. Академический год начинался в сентябре, поэтому уже в конце августа Оля должна была покинуть Россию и отправиться в США.
Когда до отъезда оставалось около недели, отчим, похоже, начал о чём-то догадываться. Для незаинтересованного человека Оля слишком уж рьяно готовилась к поездке, бегала по магазинам вместе с мамой, с упоением обновляла гардероб, предвкушая новую жизнь, и щебетала, щебетала, щебетала без умолку… Рот у неё буквально не закрывался — грядущая свобода кружила голову, и Оля слегка потеряла бдительность.
Накануне отлёта, когда всё было проверено и перепроверено по миллиону раз (документы, билеты, чемоданы), Оля лежала на кровати в своей спальне с широко распахнутыми глазами и не могла заснуть, пялясь в темноту. Это была её последняя ночь в родительском доме. Внутри всё буквально бурлило и искрилось от нетерпения, у неё даже живот разболелся.
Дверь тихо
— Не спишь? — спросил он негромко, опускаясь на край её постели. Оля тут же села, машинально прижав к груди подушку — словно щитом от него отгородилась.
— За… засыпаю, — неуверенно отозвалась она.
Отчим усмехнулся:
— Да ладно врать-то. Я же знаю, что не спишь.
Оля молчала, трясясь от страха. Что ему понадобилось от неё в такое время, в такой час?
— Радуешься? — поинтересовался отчим ехидно.
— Чему радуюсь?
— Тому, что на целый год остаёшься без присмотра.
— Н-нет…
— Радуешься, — спокойно констатировал отчим. — Думаешь, наверное, что заживёшь там в своё удовольствие? Начнёшь гулять с парнями, ходить на вечеринки, курить всякую дрянь и бухать без оглядки?
— Я… нет, ну ты что! Я вовсе так не думаю! — путаясь, торопясь и сбиваясь, заговорила Оля, пытаясь вложить в свой голос побольше искренней убеждённости. — У меня и в мыслях не было! Я ведь еду туда учиться… да, учиться!
Господи, как же она боялась, что он передумает в последний момент. Решит, что она не оправдает доверия и подведёт… С отчима вполне сталось бы всё отменить прямо накануне отъезда.
— Учиться, — повторил он, и тон его голоса сделался угрожающим. — Помни об этом. Не вздумай меня опозорить, иначе пожалеешь.
Оля отчаянно замотала головой:
— Не опозорю! Честно-честно…
— Не смей там ни с кем таскаться, — добавил он брезгливо. — Ты понимаешь, что я имею в виду?
— К-кажется… — пробормотала Оля в смятении.
— Речь вот об этом, — его рука, легко преодолев препятствие в виде подушки, вдруг скользнула под край пижамы падчерицы и накрыла её грудь.
Оля задохнулась. Зажмурилась. Оцепенела. Слёзы выступили у неё на глазах, горький солёный ком подкатил к горлу, её замутило от ужаса и от отвращения. Что делать? Кричать? Звать на помощь? Он никогда раньше не заходил настолько далеко… Мама здесь, рядом, в соседней комнате, она не позволит сделать с дочерью ничего плохого… ведь не позволит же?! Но… если Оля начнёт кричать и сопротивляться, отчим может не отпустить её в Америку. Скажет, что она недостаточно послушна и прилежна… Да стоит ли эта чёртова поездка такой цены?!
Секунда бежала за секундой. Отчим не двигался, Оля тоже замерла, только ощущала болезненную пульсацию в висках. Наконец, вздохнув, отчим с явным сожалением убрал ладонь из-под её пижамы.
— Когда ты вернёшься, — произнёс он хрипло, — я лично проверю, как ты себя там вела. Надеюсь, ты меня услышала.
Оле хватило сил только на то, чтобы заторможенно кивнуть.
— А теперь спи. Спи! — приказал он резко, поднялся с её кровати и быстро вышел.
___________________________