Город падающих ангелов

Берендт Джон

Отношения со временем смягчились, но обеих женщин по-прежнему разделяла географическая и эмоциональная дистанция. Эпизод с Райлендс – что бы еще он ни доказал – дал Мэри понять: заботу о матери она почти полностью уступила Филиппу и Джейн.

Любовь Мэри к отцу являла собой резкий контраст ее чувствам в отношении матери. «Образ моего [отца] всегда был у меня перед глазами, как солнце, сиявшее в конце светлого пути», – писала она. Когда Паунд брал ее в Верону и показывал достопримечательности, его образ затмевал памятники на заднем плане. Мэри вспоминала, как он отбивал чечетку по пути домой после просмотра фильма с Джинджер Роджерс и Фредом Астером. Она также вспоминала, как, сидя в своей комнате на четвертом этаже «Тайного гнезда», прислушивалась к звукам, свидетельствовавшим о возвращении отца, – сначала слышался стук черной трости, когда отец сворачивал на Калле-Кверини,

а затем, когда он подходил к дому 252, раздавалось протяжное громкое «мяу», на что Ольга в тон тоже отвечала «мяу» из своей комнаты на третьем этаже, после чего Мэри стремглав преодолевала два лестничных пролета, чтобы встретить отца у дверей.

Когда ей сравнялось пятнадцать, ее отец – человек, дававший литературные советы Йейтсу и Элиоту, – написал ей письмо, в котором учил ее писать:

Ciao Cara! [38]

Учиться писать надо так же, как учатся играть в теннис. Нельзя все время играть, надо отрабатывать удары. Подумай: есть ли разница, если ездишь играть в теннис в Лидо? Я имею в виду: есть ли разница между игрой в Лидо и игрой в Сиене? Напиши об этом. Не для того, чтобы написать рассказ, а чтобы прояснить разницу.

Этот процесс очень долог. Когда начинаешь писать, трудно заполнить текстом одну-единственную страницу. Становясь старше, замечаешь, что можешь написать много. Подумай: дом в Венеции не похож ни на один другой дом. Венеция не похожа ни на один другой город. Предположим, что надо объяснить Кит-Кэту или даже какому-нибудь американцу, как найти нужный дом в Венеции. Как рассказать, как мы с тобой идем из дома в Лидо? Представь, что тот американец сходит с поезда – и как ему теперь найти номер 252 по Калле-К.?

Опиши нас или опиши Луиджино, прибывающего по ferrovia [39] , сможешь? Есть ли у него деньги, есть ли они у нас, как мы едем?

Романист может слепить целую главу, описывая путь своего героя от вокзала до подъезда дома. Хорошее письмо делает возможным и даже достоверным то, что Кит-Кэт, прочитав эту главу, сможет сам дойти от вокзала до дома.

Ciao [40] .

Хорошенько подумай обо всем этом, прежде чем пытаться писать.

38

Привет, дорогая! (ит.)

39

Железная дорога (ит.).

40

Пока (ит.).

Когда Мэри было лет пятнадцать, отец попросил ее в качестве упражнения перевести «Песни» на итальянский язык. Так началось ее пожизненное изучение отцовского произведения. «“Песни” постепенно стали книгой, без которой я просто не могла обойтись, – писала она. – Эта книга стала моей “Библией”, как часто подтрунивали надо мной друзья». В шестидесятые годы, когда Йельский университет купил значительную часть бумаг Паунда, были созданы архивы Эзры Паунда, куратором которых назначили Мэри. Один раз в год в течение двадцати пяти лет она проводила в Йеле месяц, приводя в порядок документы и письма отца.

Преображение Мэри из говорящей на диалекте деревенской девочки в красивую, воспитанную, образованную взрослую женщину-полиглота завершилось к двадцати годам. Но она навсегда сохранила любовь к горам и фермам своего детства, и дом в Южном Тироле стал на самом деле возвращением к корням приемной семьи.

Дорога из Венеции до замка Брунненбург заняла у меня три часа. Сначала я доехал на поезде до Мерано, а затем на фуникулере поднялся до деревушки Тироло. Последние четверть мили до замка Брунненбург я прошел пешком по «Ezra Pound Weg» [41] . Своими башнями и зубчатой стеной замок напоминал сцену из «Сказок братьев Гримм». Замок прижимался к крутому склону холма, перерезанного террасами виноградников. Замок господствовал над живописной долиной и отдаленными горами. Мэри жила в одной из двух башен. Вальтер и его жена Бригитта с двумя детьми обитали в другой башне. Входя в ворота, я заметил во дворе группу американских студентов, участников одного из месячных семинаров, в ходе которых Мэри читала лекции о творчестве Эзры Паунда,

а Вальтер вел курс о средневековых святых и героях.

41

«Путь Эзры Паунда» (нем.).

Я поднялся по ступеням внешней лестницы и прошел мимо копии бюста Паунда работы Годье-Бжески, установленной в маленьком саду. Еще несколько ступенек, и я лицом к лицу столкнулся с Мэри де Рахевильц. Высокая женщина приветливо улыбалась. Светлые волосы были откинуты назад, что подчеркивало высокие скулы. Весь ее облик дышал спокойной гордостью: в конце концов, несмотря на все горести ее жизни, она была дочерью одного из величайших литераторов двадцатого века.

Мы уселись за большой стол на террасе, и к нам через несколько минут присоединился Вальтер, одетый в черную футболку и джинсы. Он сказал, что пришел с виноградника, где прикрывал лозы сетью от птиц. Вальтер принес с собой скоросшиватель, набитый бумагами, положил его на стол, раскрыл и принялся листать страницы. Я увидел письма, банковские извещения, юридические документы, но для меня они были перевернуты, а Вальтер листал их так быстро, что я не мог прочесть ни одной строчки.

– Нам не разрешено показывать кому бы то ни было большую часть этих документов, – сказал Вальтер. – Но я могу рассказать вам о некоторых из них. Здесь перед нами вся история.

Мэри взглянула на папку Вальтера и тяжело вздохнула.

– Нет, на самом деле здесь нет никакого мошенничества, – произнесла она, почти в точности повторив сказанное мне по телефону. Прежде чем я успел ответить, Вальтер заговорил, как мне показалось, с некоторым нетерпением:

– Джейн Райлендс извлекла выгоду из твоего раздражения против матери.

Мэри промолчала.

Повернувшись ко мне, он продолжил:

– Механизм событий был запущен моей бабушкой. Она хотела сохранить литературное наследие Эзры Паунда, но ни разу не сказала нам о том, что отдала все документы и дом фонду.

Мы встревожились, когда Лизелотта Хёхс и Джоан Фицджеральд позвонили матери из Венеции и сказали, что нам следует немедленно приехать и разобраться с тем, что происходит. Мы с отцом пошли к нотариусу и прочли контракты. Мы были страшно удивлены тем, сколь много отдала Ольга.

Отец отправился в муниципалитет и обнаружил, что тамошние бюрократы еще не утвердили передачу права собственности на дом, и мы смогли снова переписать его на имя бабушки. Но продажа архива стала уже свершившимся фактом.

Когда мы показали контракты бабушке, она сказала: «Я никогда не видела эту бумажку. Я никогда не подписывала такой документ».

Мы также заметили, что в контракте на продажу архива было сказано, что она уже получила пятнадцать миллионов лир, эквивалент семи тысяч долларов, и, возможно, она и в самом деле получила эти деньги, но мы не нашли никаких записей об этом. Когда мы попытались встретиться с Джейн, чтобы все это с ней обсудить, та стала буквально бегать от нас. Она не приходила на назначенные встречи.

Вальтер перелистнул несколько страниц.

– Вот, пожалуйста, – сказал он. – Мы с отцом договорились встретиться с Джейн в ее доме, но когда мы в назначенное время пришли, ее там не оказалось. Зато мы нашли вот такую записку. – Он извлек из папки карточку три на пять дюймов. – Здесь сказано: «Мне очень жаль, что вам пришлось понапрасну перейти ponte [42] ».

Когда все это произошло, бабушке было девяносто три года, – продолжал Вальтер. Он имел в виду, что, если бы тактика Джейн продолжалась достаточно долго, то вопрос разрешился бы сам собой, так сказать, биологическим путем. После смерти Ольги весь архив остался бы у Джейн. – Но ирония ситуации заключалась в том, что бабушке было суждено прожить сто один год! – сказал Вальтер.

42

Мост (ит.).

– Нет, – заговорила Мэри, – ирония ситуации заключалась в том, что меня уволили из Йельского университета!

– Ольга Радж и ее семья стали жертвами этой аферы дважды, – сказал Вальтер. – Во-первых, бумаги архива бабушки уплыли фонду. Потом в ходе переговоров с Йелем семья получила меньше истинной стоимости архива, а Ральф Франклин, ставший директором библиотеки Бейнеке, уволил мою мать с должности куратора архивов Паунда. При этом мистер Франклин никогда не любил решать организационные вопросы; их решал предыдущий директор.