Город Последний
Шрифт:
Но близнецы, оказывается, уже успели когда-то исчезнуть.
– Осторожные ребятки, – заметил я.
– А то, – он ухмыльнулся, сверкнув в сумерках белоснежными зубами. – Ну что, Артём. Давайте я вас угощу парой кружек пива, а?
Я кивнул.
– С удовольствием.
С тихого бульвара мы свернули на неожиданно оживлённый проспект. Таким я Города ещё не видел: в сумерках сиял свет фар и фонарей, мимо проходило множество людей (мужчины были одеты более-менее привычно, зато женщины светились яркими красками:
Я думал, Клаас отведёт меня в какую-нибудь местную пивную, где собираются жители окрестных домов. Но, распахнув дубовые двери, он ввёл меня в тихий и просторный ресторан, сверкающий белыми скатертями и хрусталём. Посетителей было немного, несколько пар – мужчины, как я успел заметить, во фраках, а женщины в прекрасных платьях. Фартук Клааса и мой потрёпанный пиджак выглядели даже не неуместно. Мы смотрелись как персонажи агитационного плаката «Нищие пролетарии и жирующие за их счёт высшие классы».
Но Клаас уверенно провёл меня к столику в уютной нише. Мы уселись, и я, тяжко вздохнув в глубине души, взял меню. Опасения мои были не напрасны.
– Я здесь работаю, – Клаас понял мои сомнения. – Нам подадут из кухни, платить не нужно.
Я кивнул.
– Тогда закажите на свой вкус, Клаас.
Подошедший официант – высокий, тонкий и чёрно-белый – весело улыбался.
– Привет, Клаас.
– Привет, Жак. Как жизнь?
Жак – веснушчатый, курносый, улыбающийся и, несмотря на это, кажущийся очень серьёзным и опытным человеком – пожал плечами.
– Неплохо.
– Принеси нам с другом два мартовских, пожалуйста. И Фрюлингсброт.
Жак кивнул и удалился.
– Что такое Фрюлингсброт?
Клаас довольно улыбнулся.
– Весенний хлеб, если дословно переводить. Хотя это и не хлеб вовсе… В общем, попробуете. Его только у нас в Городе делают.
– Что ж, будет материал для обзоров.
Клаас, кажется, немного помрачнел при этих словах.
– Да, я как раз спросить хотел… Вы это сами придумали сюда приехать?
– Нет. А что такое?
Клаас, кажется, чувствовал себя неловко.
– Да видишь, Артём… – начал он, сбившись вдруг на «Ты», но тут вернулся Жак с двумя запотевшими кружками тёмного пива и белой керамической миской, пахнущей чем-то весенним и острым.
– Спасибо, – сказали мы с Клаасом, и Жак ушёл.
Пиво было терпкое, густое, с сильной хмелевой ноткой. Пригубив, я попробовал Фрюлингсброт, который оказался никаким не хлебом, а мелкой хрустящей рыбкой, обжаренной в тёртых помидорах, моркови и сладком перце.
– А почему весенний хлеб?
– Когда Город был только основан, хлеба постоянно не хватало. Его возили в основном с материка, морем. А с морем были те же проблемы, что и сейчас.
– Облачный фронт? – попробовал блеснуть я.
– Да, вроде того. В общем,
Клаас захрустел рыбкой.
– Интересно, – сказал я. – Клаас, а что всё-таки с пропажей детей?
Дожевав и выпив, Клаас отёр бороду и посмотрел на меня.
– Пропадают. Что тут ещё скажешь.
– В газетах, – говорю, – ни слова не видел.
– Ты, наверное, недавно в Городе, – пожал плечами Клаас. – Ещё не застал ни одного.
– Две недели.
– Последнее исчезновение было месяца два назад. Насколько я помню.
– И никого из пропавших не нашли?
– Кого-то находят. Но многих нет, – он вздохнул, откинулся на спинку кресла и поглядел на меня. – Ты думаешь о журналистском расследовании? Или, не дай-то бог, планируешь добавить остренького в свои туристические обзоры?
– Туристов же, – говорю, – сколько было, столько и будет. Что ни пиши, – и подмигиваю ему. Вдруг захотелось подмигнуть.
Клаас рассмеялся, но тут же посерьёзнел и сказал:
– До туристов мне и правда дела нет. Просто я бы на твоём месте лучше изучил историю Города. И подыскал бы себе работу. Так, на всякий случай.
– На какой ещё всякий случай… – начал я, но Клаас махнул рукой.
– Но можно заняться и расследованием, – сказал он.
Мы взяли ещё по пиву, закурили, и Клаас начал рассказ.
– Дети пропадают всегда, это понятно. На то они и дети.
– Но их стало пропадать больше?
– Больше, – кивнул он. – И не только в этом дело. Город не такой большой. Уехать из Города не так-то просто, да и некуда уезжать. Поэтому так или иначе дети обычно находились.
Это тоже по-разному бывало, – он вздохнул, глубоко затянулся, и выпущенный дым струйками завился вокруг бороды. – У меня у самого близнецы, ты их видел. Я думал обо всём этом. Своё детство вспоминал, какие тогда ходили истории… В общем, дети обычно находились. Чаще всего вообще через две-три недели, продрогшие и оголодавшие. Жили по чердакам, на островах или в шалашах на пляже… Был случай, когда ребёнка нашли через двадцать лет. Он был уже, конечно, никаким не ребёнком. Здоровый парень, трубочист – я фото в газете видел. Пришёл к своим же родителям камин продувать. А пропал он в пять лет…
– И что же он делал всё это время? – скептически спросил я.
– Говорил, что жил на крышах, – пожал плечами Клаас. – Много чего говорил, но это давняя история. Лет пятьдесят тому назад.
– Может, просто самозванец?
– Может. Хотя мать его признала, да и отец потом тоже. Были и другие истории. Тут что-то уходит в давнюю-давнюю историю Города, я сам толком не знаю, откуда всё это пошло. Но есть такие места, куда взрослые не ходят. Неприлично это считается.
– Как пустырь?