Город Последний

Лукошкин Савелий

Мик медленно выходит из воды, подхватывает мешок и идёт к дому. У порога он останавливается, вытаскивает из мешка рубашку, рвёт её и поспешно перевязывает раны. Ему не хочется пачкать дом кровью.

Терраса занесена песком и широкими пожухлыми листьями. По песку бегут узоры птичьих следов. Дверь, выкрашенная в голубую краску, приоткрыта. Пусто и тихо, только море чуть плещет за спиной.

Мик осторожно открывает дверь. Внутри тенистый, прохладный свет, а пахнет запустеньем, пылью и чуть подгнившими фруктами. Косые золотистые лучи, падающие сквозь щели в стенах, выхватывают из сумрака кружащиеся пылинки.

Вдоль одной стены идёт

низкая широкая полка, на ней беспорядочно лежит утварь, розоватые мёртвые цветы и лужицы дождевой воды. Вокруг огромного ствола вьётся на второй этаж крутая винтовая лестница; перила её сплетены из гибких, узловатых ветвей. На гвоздике у входа висит маленькая ржавая труба. Мик пытается подуть в неё, но труба только сипит. «Ладно, я её почищу и посмотрю», – думает он.

Ещё здесь есть дверь. За ней чистая полупустая комнатка с кроватью и шкафчиком с безделушками. Мик проходит внутрь – чёрно-белая плитка пола приятно холодит ноги – и исследует шкаф. Бинокль, несколько монет с изображениями кораблей, ракушки, тёмно-зеленые палочки благовоний и ещё какие-то непонятные штуки – туго скрученные листы то ли особой бумаги, то ли гладкой древесной коры. Во второй комнате ещё прохладнее и темнее, по обожжённой коже бегает ласковый мятный холодок.

Прихватив бинокль и решив оставить подробный осмотр на потом, Мик выходит. Поднимается по винтовой лестнице – ступеньки из обкатанного морем дерева приветственно скрипят, шершавые перила крепко пожимают ему руку. Лестница ведёт на балкон под разметанной ветром пальмовой крышей. На полу лежит какая-то цветастая тряпка – развернув её, Мик соображает, что это гамак. Здесь ещё одна дверь, но она заперта. В щели под косяком – темнота и сухой, сладковатый запах. Эта запертая дверь вызывает у Мика лёгкую тревогу, он предчувствует что-то с ней связанное, но пока выбрасывает образ из головы. Сначала нужно обустроиться. Весь день Мик, стараясь не обращать внимания на бегущий за ним след из капель крови, наводит порядок. Первым делом расчистил террасу от песка и листьев. Под ними обнаружилось белое дерево, всё как бы сияющее от впитанного за годы солнечного света. Затем вынес на террасу утварь с кухни, вытер лужи дождевой воды, а сухие цветы сложил в железную миску.

На кухне он обнаружил настоящий клад: жестянку с пожелтевшим слипшимся сахаром, чай, немного соли и даже растворимый кофе. А под полкой нашлась переносная железная печка без трубы. Внутри – два коробка спичек и обрывок газеты. На пожелтевшей бумаге отпечатан огромный мрачного вида корабль, нависающий над причалом с крохотными фигурками людей. На борту надпись: ‘Vagrius’. Под изображением шёл длинный текст на неизвестном языке. В конце – это Мик сумел разобрать – перечень имен.

«Кораблекрушение, – с волнующим чувством прикосновения к тайне решил Мик. – Наверняка кораблекрушение».

Подумав, он убрал клочок газеты в миску с цветами. Растопка и без того найдётся.

Затем развесил на перилах бельё и гамак – сушиться и проветриваться – и кое-как, песком и морской водой, вымыл посуду.

День клонится к вечеру. Воздух неуловимо темнеет, краски становятся глубже и насыщенней. Море теперь шумит басовитее и громче, а в лесу просыпаются новые звуки.

До темноты надо найти пресную воду, и Мик отправляется в лес. Под густыми кронами уже темно, земля шелестит толстым слоем перегнивающих опавших листьев. Мик, стараясь не думать о змеях, методично обходит дом по полукругу, постепенно увеличивая радиус.

Он быстро

находит источник, бьющий прямо из покрытой опалыми листьями земли. Светлые струи перекатываются по тёмно-синим камням и бегут вниз, к берегу. Мик пробует воду – холодная, чистая, с лёгким древесным привкусом. Он набирает полный чайник – самую крупную ёмкость из обнаруженных на кухне – и возвращается к дому. На опушке Мик собирает высохшие стебли тростника, а с пляжа утаскивает обкатанную морем, отменно сухую корягу.

Он кладёт хворост на террасу, рядом с буржуйкой – и его охватывает неожиданное чувство тепла. Выбеленные солнцем ветки лежат словно в давно привычном им месте, рядом с чёрным железным боком. Будто он уже несколько лет кладёт их так по вечерам, чтобы чуть позже разжечь огонь и пообедать, глядя на быстрые сумерки.

Мик прикидывает, где может быть устье ручья, и собирает удочку. Проток оказалось не так легко найти – ручей размыл песчаный берег и образовал небольшую тенистую заводь, укрытую склонёнными ветвями. Поймав какого-то сверчка довольно опасного вида, Мик забросил удочку. Заклевало почти сразу, и на песок упала симпатичная крупная рыба с ярко-оранжевыми плавничками на брюхе. Мик проверил сверчка – тот был ещё вполне цел, но, к счастью, мёртв. Так что Мик без угрызений совести наживил его снова. Через пять минут с восторгом вытащил вторую рыбу. Жизнь налаживалась.

На закате Мик с девочкой устраивают ужин. Они сидят на тёплых, медленно остывающих досках террасы и пьют сладкий кофе, и едят невероятно вкусную жареную рыбу – даже с солью! Здесь же стоит печка, и отсветы догорающих углей сливаются с лучами закатного солнца. Серо-синее, дымчатое море, тихо плещет у берегов. Дети сидят молча, нежась в усталом вечере и найденном доме. А когда красное солнце совсем погружается в далёкие волны, они идут спать.

Мик проснулся от необычного звука. Какой-то шёлковый шелест раз за разом проскальзывал на краю его сознания, всё громче и громче, пока Мик наконец не открыл глаза. Звук остался и наяву. Он никак не вязался ни с шорохом листвы, ни с ровным шумом волн, ни вообще с этим диким местом и хижиной, сквозь которую падали солнечные лучи. Звук вызывал в памяти тонкие, обрывочные видения – дорогое красивое платье, кружащееся в танце, подхваченная ветром шёлковая гардина, парящая в просторной светлой комнате.

Мик тихо встал и прошёл на кухню, открыл дверь на террасу – и в первый миг застыл в замешательстве. Нет песчаного пляжа, только море до самого горизонта. Волны перекатываются у самого порога дома, облизывая светлые доски террасы. И ещё волны шелестят вразнобой, как будто переговариваясь друг с другом – этот звук и разбудил Мика.

Потом он замечает торчащие из воды верхушки камней – те самые, где он вчера столкнулся с крабами.

«Просто прилив», – думает Мик уже с некоторым сожалением, потому что жизнь в унесённом в море доме представляется ему теперь соблазнительным приключением.

У самых камней на воде покачиваются какие-то доски и обломки дерева. Мик бежит в комнату за биноклем, с видом заправского моряка вглядывается – и замирает от мгновенной догадки. Море прибило обломки его лодки. Мик стаскивает одежду и спускается в воду – прохладную и пронизанную бликами утреннего солнца. Наслаждаясь упругими волнами и ловкими, быстрыми движениями своего худого, загорелого тела, Мик доплывает до камней. Ухватившись за остаток кормы, плывёт обратно. Три раза пришлось сплавать, пока не доставил к дому всё до досточки.

Конец ознакомительного фрагмента.