Город пропащих
Шрифт:
"Эх, рыбалка сейчас хороша", - подумалось ему. Бесполезная и странная мысль перед тем, как идешь копать безымянную могилу.
– Ключ возьми, - крикнул вдогонку Степан.
Вот и баня. Федор почувствовал, что Степан все еще стоит на крыльце и смотрит ему вслед. Хотел обернуться, но понял, что тогда обязательно вернется и врежет ему хорошенько. Только сейчас он ясно осознал, до чего же была отвратительна вся эта компания, собранная здесь Аджиевым. Трусливые, жалкие недоноски, шестерилы. Федор достал сигареты и закурил, затем начал открывать замок.
Дверь не скрипнула, открылась
Минута прошла в молчании. А потом разжались вспухшие губы и существо выдохнуло с хрипом:
– Ты, Стреляный? Вот так встреча...
Федор не знал, как пахнут мертвецы, а тут он впервые в жизни почувствовал запах страха. С ног до головы его обдало липким жаром, потом откуда-то изнутри поднялась волна холода, раздавила ледяной тяжестью, и он оцепенел, застыл, как замороженный, не в силах проронить ни слова.
– Развяжи, не убегу...
– снова прохрипело существо.
– Все отбили на хрен... А ты вроде вольный стрелок был, чего же в гестапо подался? Мы по-другому работали...
Федор медленно приходил в себя. Искаженный голос Васьки Вульфа показался в этой каморке плавающим отдельно от изувеченного тела. Как будто звучал записанным на магнитофон. Артюхов сделал пару шагов вперед и попытался развязать скользкие от крови ремни. Ничего не вышло. Тогда он достал нож, перерезал их сначала на руках, а потом освободил ноги.
Василий даже не пошевелился. Казалось, он не владел своим телом.
– Слушай, - прошептал он.
– Я понял, мне отсюда живым не выйти... Дай что-нибудь... Найди... Уснуть и не проснуться - больше ничего не хочу.
– Он замолк, но через минуту продолжил: - Последняя просьба приговоренного, Стреляный. Я схожу с ума от боли... Живого места нет. Больше не выдержу.
Федор молчал. А ему так много хотелось сказать корешу, но теперь все слова потеряли смысл. И даже мысль о том, что это Васька заложил его тогда, распиравшая его ненавистью по ночам все шесть лет в зоне, не вызывала желания мести.
– Молчишь...
– выдохнул Вульф.
– Падло ты, мразь... Как я сразу не догадался, что это ты Китайца увел... Но когда ты с ним успел?..
– Он застонал. И этот стон, жалкое тихое подвывание, окончательно отрезвил Федора. Оправдываться было ни к чему. Все случилось так, как случилось. Он повернулся и вышел, закрыв за собой дверь.
На самом выходе он столкнулся со Степаном, который, сделав безмятежное лицо, вкрадчиво спросил:
– Ну как?
"Подслушивал", - понял Артюхов, но ничем не выдал себя, отодвинул его плечом и вышел на улицу.
– Чего молчишь?
– уже с угрозой в голосе наступал тот.
– А мне что, перед тобой отчитываться?
– Федор едва
– Ну, наперво, здесь главный - я. А потом, он жмур. Ему отсюда ходу - только ногами вперед. Так сейчас или завтра - разницы нет. Усек?
– Да усек я это, усек!
– заорал Федор.
– Зачем меня послал туда? На очную ставку, что ли? Блин...
Федор замедлил шаги и с яростью взглянул в бледное одутловатое лицо идущего за ним человека.
– Ты, Стреляный, больно горяч...
– захихикал Степан, уже не скрывая, что подслушивал.
– Сам сюда напросился, никто не звал. У твоей шоблы свои правила, у нас - свои. Неужели в натуре не понял, что вы - мелочь пузатая? А полезли на кого? То-то...
– И добавил равнодушно: - Ты его обмоешь, пожрать дашь. Я ему укол сделаю, чтобы освежился малость. С ним хозяин говорить будет... И чтоб у меня без фокусов, Стреляный, слышь? Я не таких фраеров обламывал... Вольный стрелок...
Федор проглотил все. Он действительно понял наконец, куда попал. Такие зоны не нюхали, у них была "крыша", способная устоять в любой ураган. В зоне о таких только рассказывали: кто с отвращением, кто с ужасом, а кто с восторгом и завистью. Это были "беспредельщики", вставшие на путь отрицаловки всего и вся. Они не признавали никаких авторитетов воровской шайки, а только хозяина, который платил. Находился тот, кто "заказывал" хозяина, "мочили" и его, потому как не связаны ничем человеческим. Как правило, бывшие менты или военные, они находили свою смерть от рук подобных им беспредельщиков.
Федор впервые пригляделся к Степану, уходившему от него по аллейке к своему сараю с садовыми инструментами. Коренастая сутуловатая фигура, руки крепкие, жилистые, идет легко, будто летит. Вспомнил его цепкий, тяжелый взгляд...
"Я с тобой посчитаюсь еще", - подумал так, словно поклялся, и, свесив голову, побрел к дому.
А Васька Вульф знал, что он мертвец. Он свыкся с этой мыслью и потому все время молчал, не делал даже попыток заговорить со Стреляным. Тот обмыл ему лицо и грудь, принес какой-то еды, но Василий только выпил воды и опять погрузился в свой последний сон наяву. Зачем-то вспоминал родителей, скрипку, первую юношескую любовь, а дальше залезать не хотелось... С грустью подумал о своем уютном жилье на Щипке и понял, что теперь все, что нажила его семья и он сам, развеется по ветру, пойдет по чужим рукам, так как детей и наследников у него не было...
После укола, который ему сделал невзрачный мужик с серым, незапоминающимся лицом, Ваське стало полегче, но он понял, что его просто готовят к новым испытаниям, хотел снова попросить Федьку, чтобы помог умереть, но взглянул на бывшего кореша, на его понурую спину и понял: бесполезно. Здесь в клетке и он сам, и этот дуролом Стреляный, неизвестно за что продавшийся и как попавший сюда.
А Федор боялся, что Голова опять обратится к нему со своей просьбой. Ничем он помочь ему не мог. Степан глаз с него не спускал. Вроде бы и не стоял все время рядом, однако Федор постоянно ощущал его присутствие, но, может быть, то был страх, прочно угнездившийся теперь у него внутри, и преодолеть его он был не в силах.