Город пропащих
Шрифт:
– Ша, ребята, - крикнул он, ногою открыв дверь кабинета Мирона.
Тот сидел, развалясь на бархатном диване, с каким-то тощим хмырем в удивительно красивом костюме.
При виде Федора в таком состоянии благостная до того физиономия Мирона преобразилась. Стреляный поразился холодному взгляду его обычно коровьих глаз. Он смотрел на вошедшего, склонив голову набок, словно взял его на мушку.
– Кончайте свою лажу, - продолжал Федор тем же заводным тоном. Пошли кирять. Я теперь правая рука у интересующего вас объекта. С соответствующим окладом. Угощаю.
Пальцы Мирона задрожали, инстинктивно
Тощий хмырь поднялся, неожиданно продемонстрировав полненький округлый задик.
– Я пошел, пожалуй, - сказал он жеманно.
– Постой, Мотя, - пролепетал Мирон, протягивая к нему пухлую руку.
– А чего?
– удивился Федор.
– Принимаю всех.
– Нет-нет, без меня, у меня визит, - прочирикал Мотя и тут же исчез за дверью.
Федор видел свое отражение в зеркале: лохматый, поджарый, с загорелым лицом. Он понравился себе.
– Пойдем, Мироша, - фамильярно настаивал Стреляный.
– И Костика зови. Посидим в теплой компании.
– Так уж тогда здесь посидим, - смирился Мирон, поняв, что Федор не отступит.
– Да мне все равно. Лишь бы с размахом...
Он упоил их вместе с подошедшим Зямой Павлычко до беспамятства. А сам, усердно играя пьяного, вслушивался в каждое слово, в любой намек, который звучал в их становившихся все бестолковее речах. По тому, как они смело пьянствовали, Федор понял, что самого босса сегодня в "Руне" нет. Он рисовал перед ними, разжигая их зависть, заманчивые картины своей будущей службы, описывал дачу Аджиева, вспоминал при этом подробности интерьера Эрмитажа, в котором был однажды. В его описаниях дом Артура Нерсесовича представлял собой нечто среднее между замком королей и музеем.
Зяма Павлычко все пытался перед тем, как окончательно вырубиться, выяснить, чем же Федор так вмастил Китайцу, что тот взял его к себе на службу. Но Стреляный в ответ только таращил глаза и бессвязно долдонил про сейф с важными бумагами, который он для Аджиева вскрыл...
Наворачивая какие-то невероятные закуски, Федор следил, как они распадались постепенно у него на глазах, сбрасывали свою личину и превращались в липкую гнусь, которую хотелось чем-нибудь смыть.
В самый разгар вечера он заметил, как мягкая кисть Мирона скользнула под столом по мускулистой ляжке Костика, туго обтянутой гладкой тканью брюк. И его чуть не стошнило. Преодолев отвращение, он сам полез обниматься к Зяме и почувствовал, насколько податливо и готово ко всему его тело, как напрягся его член под штанами.
"Е-мое, - выругался он про себя.
– Да меня здесь уложат четвертым".
Но все кончилось для него удачно. Они были настолько пьяны, что им уже было не до любовных игр.
– Мотя...
– плакался Мирон, уронивший голову на стол.
– Зачем он ушел? Я хотел его...
– Опасный человек...
– вторил ему Зяма.
– Я еще докопаюсь... Этот Мотя... Он ссучился...
Они бормотали каждый свое, уже не слыша собутыльника, плели нескончаемую вязь слов, а Федор впитывал и думал, запоминал, не уставая подливать, смешивать водку, коньяк, шампанское, виски, сам полулежа на столе.
Наконец
Свет был погашен, и Федор лежал на диване лицом вниз. Окно в зальчике было отворено, но его закрывали жалюзи. Федор слышал, как отъехали от дома машины, увозящие его партнеров по застолью. Звякнули закрывающиеся ворота, и наступила тишина.
Благодаря сведениям, полученным от Купца, Федор знал, что внизу остаются четверо охранников, а план дома он выучил наизусть. Сейчас он находился на втором этаже правого крыла особняка, в левом - располагался кабинет Шиманко. И вся та сторона имела сигнализацию на пульт к охране. Но Федор и не собирался проникать туда. Он выждал некоторое время, борясь со сном, поднялся и осторожно вышел в коридор. Ему хотелось понаблюдать за охранниками.
Вот и первый этаж, вдали светится служебная комната, а рядом туалет. Пробираясь вдоль стен, прячась за мебелью, он проскальзывает в уборную.
Здесь тоже открыто окно. Федор сдвигает жалюзи, немного высовывается наружу. Слышно, как работает телевизор, слышен и разговор, видно, ребята давно уже обсуждают своих начальников. Федор различает только два голоса. Неужели другие охранники ходят по дому? Тогда они обнаружат его отсутствие. Но тут же успокоился: эти двое как раз радуются тому, что они остались вдвоем, что четверым здесь делать нечего, и при этом несут Зяму Павлычко на все корки.
– Сборище пидоров, - со смаком говорит один, загибая виртуозный мат.
– А этот тоже попал, - вторит другой.
– Слыхал я, приличный парень, с Лесным работал, влип тоже.
Федор навострил уши. Это уже о нем речь.
– Да Лесного ведь нет...
– цедит первый.
– И с Купцом расправятся, вот увидишь...
– Мы-то навоз для них, удобрение. Одну команду разогнали. И нас разгонят...
– горячится второй.
– Стукача лучше бы среди своих искали, - смеется первый.
– Этот Мотя один чего стоит, я слыхал...
– Он понижает голос настолько, что Федор не различает слов.
– Да что ты?
– громко удивляется второй.
– Думаешь, через это дело они все повязаны?
– А то!
– первый, видимо, встает.
Но Федор уже в коридоре. Ковер заглушает его шаги. Вот и лестница на второй этаж. Он прячется за углом.
– Слушай!
– раздается из коридора.
– Может, нам этого разбудить? Пусть уматывает. Проблем меньше. Босс еще припрется с утра.
– Да все равно донесут, что пьянка была. Пусть Мирон отвечает, слышен вялый ответ.
– Нет, я пойду разбужу.
Федор взлетает по лестнице. Хорошо, что он оставил открытой дверь в тот зальчик, из которого вышел. Сейчас бы путался в темноте. Несколько секунд - и он лежит на диване.
Шаги ближе. Человек замирает у двери, потом входит, включает свет.
– Эй!
– голос тихий.
Федор возится, имитируя тяжелое, пробуждение.
– Эй!
– повторил вошедший. Теперь Федору надо сесть. И он садится, тараща глаза на свет, гулко зевая.
– Ты ведь Стреляный?
– обращается к нему охранник.