Город темной магии
Шрифт:
– Хватит! – рявкнул Майлз. – Мы должны иметь хоть какое-то уважение к этому месту!
Повсюду танцевали, кружились просторные юбки, мелькали панталоны. В помещении становилось жарко. Собравшиеся разразились аплодисментами, когда Майлз, вздохнув, принял предложенную ему Дугласом бутылку водки и сделал изрядный глоток.
– Ладно… я практически мертвец, – пробормотал он.
Я тоже, подумала Сара.
«Одни рождаются великими, другие величия достигают, а к третьим оно нисходит» [63] .
63
У.
Теперь Сара мысленно цитировала Шекспира, подбадривая себя.
Она заметила Мозеса, одетого одним из персонажей брейгелевского «Сенокоса» – шедевра тысяча пятьсот шестьдесят пятого года, тоже вошедшего в экспозицию. Помимо прочего, в картине содержалась одна из остроумнейших шуток в истории искусства: Брейгель нарисовал крестьянку с корзиной на голове, еще один крестьянин нес корзину на плече, а у третьего плетенка полностью заменяла голову. Вуаля!
Мозес попросту оделся в грубую серую рубаху, а его головы не было видно из-за гигантской корзины с фруктами.
– Берни! Я потерял голову! – радостно крикнул он Саре.
Макс с маркизой еще не прибыли, хотя волкодав Мориц уже кружил по залу, с вожделением поглядывая на столы, заваленные кроликами, фазанами и дикими кабанами, которых Годфри настрелял в загородных фамильных имениях.
– За последние двадцать лет в угодьях не особенно часто охотились, – объяснил Годфри, дыша элем ей в лицо. – Пустили кровь – и отлично!.. Давно пора! Встряхнись, Берни, наша королева! Станцуем!
Было здорово и странно – отрываться под хип-хоповую версию хора «Ибо Младенец родился нам» из генделевского «Мессии»! Музыка, несомненно, была прекрасной, но никогда прежде у Сары не возникало желания крутить под нее бедрами.
Сара чудовищно вспотела в своем наряде. Бросив Годфри среди кружащихся пар, она подошла к окну, чтобы немного остыть. За окном открывалась Мала Страна и Карлов мост. Цепочка огоньков тянулась поперек черной реки. Определенно, ночью Прага возвращалась к своему жутковатому второму «я».
Внезапно Сара похолодела. Она поняла, что стоит возле рокового окна, в которое смотрела в свой первый день во дворце. Именно отсюда Щербатский шагнул в пустоту, убежденный, что переходит мост. К ее глазам подступили слезы. Образ учителя возник перед ее мысленным взором… и Сара опять ощутила приступ головокружения. На мгновение ей показалось, что она действительно видит полупрозрачного, призрачного двойника прежнего Щербатского.
– Луиджи… – прошептал фантом. – Луиджи, подожди меня…
– А, вот ты где! – раздался голос у нее за спиной.
Сердце Сары едва не выпрыгнуло из груди. Она повернулась. А это уж точно не видение!
Маркиза Элиза Лобковиц де Бенедетти отказалась от маскарадного костюма. Со своей глянцевой кожей, львиной гривой светлых волос и благородным носом она и без того выглядела впечатляюще. Сара непроизвольно отступила на шаг назад.
– Итак, – произнесла маркиза, поднимая бокал с шампанским. – Отпразднуем!.
Сара заставила себе подойти к Элизе поближе.
– Мобильник девчонки у тебя? – промурлыкала маркиза.
Сара жестом показала, что да, и покрепче прижала к себе куколку Пражского Младенца.
– Ты послал Майлзу на почту письмо от ее имени – что она устала и хочет на несколько дней уехать из города?
Сара кивнула.
– Не беспокойся, – продолжала маркиза. – Об остальном я позабочусь сама. Завтра Макс получит от нее сообщение о том, что она боится и
64
Бедняжка (ит.).
Сара пожала плечами, дескать, ничего теперь не поделаешь, мы бессильны против судьбы.
– Ottimo [65] , – произнесла маркиза. – По возвращении в Кембридж тебя будет ждать маленький подарок. Прелестная безделушка, чтобы вознаградить твои старания и напомнить тебе о нашем особом взаимопонимании… О, да у тебя Bambino Gesu! [66] Прелестный малыш… Что за ужасная вечеринка! Простолюдины, изображающие из себя дворян… И помни: если ты проболтаешься, я перережу тебе глотку. Ciao! [67]
65
Превосходно (ит.).
66
Младенец Иисус (ит.).
67
Пока (ит.).
Когда маркиза затерялась в толпе, Сара выскользнула в коридор и побежала к своей подвальной комнатушке. Скинув костюм Бернарда, она вытащила мобильник со включенным диктофоном из-под платьица Пражского Младенца. Сара прослушала запись их разговора: звук приглушенный, но слышно каждое слово.
– Спасибо, Иисус, – прошептала она восковой куколке.
Сара снова поднялась по лестнице и вернулась обратно. Маркиза Элиза стояла рядышком с Максом в углу Балконного зала. Макс выглядел измочаленным.
– Как Венеция? – громко спросила Сара, помахивая зажатым в руке мобильником. – Прошу прощения, я припозднилась. Навещала Берни – бедняга, он похож на отбивную! Отличная вечеринка, верно? «О музыка, ты пища для любви! Играйте ж!» [68]
Маркиза выронила бокал с шампанским. К сожалению, драматической сцены не получилось – бокал был пластиковым.
– Венеция меня разочаровала, – ответил Макс. – Канова оказался копией. Зато я откопал там кое-что забавное.
68
У. Шекспир, «Двенадцатая ночь», акт I, сцена 1. Пер. Э. Линецкой.
Он поднес к лицу длинноносую маску Пульчинелло, и Сара рассмеялась, краешком глаза наблюдая за маркизой – та изумленно таращилась на нее во все глаза. Затем Элиза переключилась на зал в поисках Бернарда, или скорее Марии Манрике де Лара, без сомнения, готовясь задать ему хорошую взбучку.
– Господи, что это такое? – спросил вдруг Макс.
В зале гремел ремикс на хор «Аллилуйя». Первый слог был закольцован на повторяющемся «А-ха-ха-ха-ха-ха-ха…», которое трелью отдавалось в голове Сары, когда маркиза широкими шагами покинула зал.