Город

Петько Владимир

— Мы не грабители, — добавил Ференц с презрительной улыбкой.

Рейдер бросил на меня еще один злобный взгляд, и отошел к своим. После недолгого совещания, сопровождаемого ругательствами и экспрессивной жестикуляцией, он вернулся, принеся горсть монет. Назвать это денежными знаками, в том значении, к которому мы привыкли, трудно, в ладони мне ссыпались кружки разного диаметра и толщины, изготовленные из редких металлов. Разобрать что-либо на гладких поверхностях не представлялось возможным.

Я сжал один тускло — желтый диск между большим и указательным пальцами и закрыл глаза. Перед внутренним взором поплыло перекошенное лицо немолодой женщины, она махала руками, пока чей-то кулак не прилетел из-за пределов видимости и не угодил ей в нос. На верхнюю губу тут же потекла кровь, расходясь вправо и влево. Потом лицо скрылось под полотном грязной ткани, взгляд выхватил пупок, потом еще ниже…

Я разжал пальцы и открыл глаза. Спасибо такое я уже видел, еще раз смотреть учебное пособие «рейдер в брачный период» желания нет. Тем более что этот период начинается у них во время каждой пьянки. Я кинул монету рейдеру и взялся за следующую. Через несколько секунд в моих руках показалась кукла удивительной красоты, в одеянии, которое раньше носили на карнавалах — розовое платье до пят, широко расходящееся к низу, на голове чепчик с кружевной

оторочкой. Мои руки, державшие куклу, тоже походили на кукольные — немного пухлые короткие пальчики и розовые ладошки. Рядом лежала на полу большая собака с длинной рыжей шерстью. В кругозор еще попал край двери, та блестела тусклым металлом, и по краю шел ряд круглых заклепок. Я подождал, но больше ничего не происходило. Детское воспоминание, из них мало что можно вытащить.

Я открыл глаза и снова бросил монету рейдеру. На ладони оставалось еще два десятка. На просто не хватит все сил. Я перебрал их одну за другой, сам не понимая, что ищу, и одна из монет кольнула палец, словно заряженная электричеством. На одной из сторон был странный герб — круг, поделенный надвое выпуклой полосой. На левой стороне вроде как полыхал огонь, а на правой изображена снежинка. Я зажал ее между пальцами, и меня дернуло уже всего, как в тот раз, когда я нашел арбалетный болт. Я сосредоточился, по телу пробежала судорога, а потом оно куда-то пропало.

Глава 4

В ладони лежала монета со странным рисунком — круг с огнем в левой части и снежинкой справа. Рука пошла вниз, а потом резко вверх. Монета сорвалась с ладони и полетела, вращаясь и поблескивая боками, взгляд поднялся за ней — впереди лежал сумрак, ограниченный с двух сторон ломаными гранями камня. В конце пещеры ярким пятном выделялся вход. Монета упала на ладонь, снова показав огонь и снежинку. Мальчик, лет семи, наклонился и установил на пол небольшой предмет, вроде шкатулки. Из предмета блеснул и пропал тонкий красный луч. Мальчишка несколько секунд прислушивался, повернув одно ухо к выходу, потом осторожно отступил, громко крикнул и побежал вглубь пещеры. Стены быстро сузились, потолок опустился настолько низко, что мальчику пришлось стать на четвереньки. Сзади громыхнуло, кто-то невнятно вскрикнул, с потолка посыпались мелкие камушки. Мальчик даже не оглянулся, сосредоточенно сопя, он полз по сужающемуся лазу. В какой-то момент стены сдвинулись так, что он, казалось, точно застрянет, но почти сразу показалось свободное пространство. Мальчишка встал, отряхнул штаны и оглядел коридор, в котором оказался. Это была пещера, вроде той, в которой он подбросил монету, только первая освещалась светом с улицы, а здесь в стене торчала большая булавка светодиода. Мальчик побежал влево, туда, где естественный ход уходил вниз. За поворотом ненадолго потемнело, через несколько метров глаза кольнуло светом новой булавки. Петляя, коридор вывел к более широкому ходу, больше похожему на улицу. В стенах коридора темнели узкие ниши с дверьми внутри. Мальчик толкнул одну из дверей и вошел в небольшую комнату. На одной из голых каменных стен висело овальное зеркало в резной деревянной раме, а под ней кран, торчащий прямо из стены. Мальчик повернул вентиль, и в стальную раковину потекла струйка воды. Он вымыл руки, лицо, сложил ладони вместе и напился. Хотя вода из крана отдает ржавчиной, но кипяченной почему-то труднее напиться. Сел за стол у противоположной стены, вытянул из-под наброшенного полотенца глубокую тарелку, заглянул внутрь и скептически осмотрел белый в серую крапинку студень. Вздохнув, мальчик зачерпнул ложкой кашу. Отворилась еще одна дверь, за спиной прошаркали чьи-то ноги, и женский голос недовольно спросил:

— Чес, где тебя опять мотает на ночь глядя? Сколько можно говорить, снаружи снова море черноголовых, надо дома сидеть, а не по тоннелям бегать.

— Я у дяди Семена был, — не оборачиваясь, сказал мальчик.

— Тем более, — продолжила женщина, — с этим сумасшедшим еще вернее в неприятности вляпаешься.

Мальчик промолчал, сосредоточившись на каше. Женщина, погремев кастрюлями, скрылась. Чеслав доел, почистил зубы и пошел в свою комнату. Стянул ботинки, полез под кровать и вытянул оттуда моток лески, небольшую коробку и горсть металлического мусора. Вместе со своим богатством увалился на койку, задрав ноги на спинку стоящего рядом стула. Детские пальцы ловко орудовали мелкими деталями, соединяя одну с другой, выстраивая замысловатую конструкцию. Заскрипела дверь, мальчик резко сел, опрокинув стул. Механизм он прижал к животу, в надежде, что его не увидят. В комнату осторожно вдвинулся крепкий мужчина лет тридцати или немногим больше. Молча поднял стул и сел на него. Посмотрел на механизм, удивление на его лице сменилось опасением.

— Оно не взорвется? — спросил он.

Мальчик помотал головой:

— Тут нечему взрываться. Это просто железо, батареи у Семена.

Человек кивнул непонятно чему, потом помолчал, подбирая слова.

— Чеслав, мы с твоей мамой решили, как бы это сказать… сойтись, — человек поскреб за ухом и вздохнул, разговор явно был ему в тягость. — Сам понимаешь, ей непросто одной, без мужика. Такие времена настали… В общем, она мою фамилию возьмет. Я бы хотел, чтобы ты тоже. Свой пацан у меня… ну ты знаешь… Не дожил, короче.

— Зачем это? — спросил Чеслав.

— Ну как? — немного удивился человек. — Мы же одной семьей будем жить…

— Семен говорит, нам всем недолго осталось, — сказал Чеслав.

— Семен сбрендил давно, — поморщился человек. — Он лет пятнадцать это уже твердит. Черноголовые как пришли, так и уйдут.

— Они знают, что мы здесь, — сказал Чеслав, — они больше не уйдут.

Человек помолчал, отведя глаза в сторону.

— Ну ты подумай, — произнес он.

— У меня уже есть фамилия, — ответил Чеслав. — Зачем мне еще одна?

Мужчина вздохнул и поднялся. Чеслав снова лег, и уставился в потолок, его пальцы сами работали, присоединяя новые детали. Наконец он поднялся и выключил свет.

Темнота недолго была беспросветной. Сначала в ней появилось, что-то неопределенное, про которое можно было сказать лишь, что оно есть, и оно отличается от окружающей темноты. Через немного оно сформировалось в светлое пятно с размытыми очертаниями, постепенно став дырой с рваными краями. За дырой был ход, по которому расслабленно вышагивал весьма странного вида воин. На нем были доспехи, обтянутые черной и синей тканью, открытой осталась только лысая голова с лоскутами грубо налепленной, словно обгоревшей кожи. Коротко взвизгнуло, и в основание шеи солдата воткнулась короткая и толстая стрела. Черноголовый запнулся о собственную ногу и распластался на полу. Руки его заскребли по неровному камню, он прополз метр и затих. Из дыры выбрался мальчик и, встав, перезарядил маленький арбалет. Это был Чеслав, немного подросший и в грязных лохмотьях. Черные волосы отросли до плеч и скатались в грязные засаленные косички. На щеках грязные

разводы. Убедившись, что рядом никого нет, Чеслав осторожно двинулся в правую сторону. Ход несколько раз вильнул и начал подниматься. Мальчик остановился на повороте, оказавшемся ровно посередине между соседними фонарями. Здесь царил полумрак, и Чеслав принялся натягивать леску. В небольшую выемку над полом поместилась коробочка. Закончив все манипуляции, мальчик поднялся и пошел дальше. С каждым шагом он двигался все медленнее, за очередным поворотом открылся широкий коридор с узкими нишами. Чеслав забрался в одну из них и принялся отматывать новый кусок лески. Вдруг с той стороны, откуда он пришел, громыхнуло. Чеслав подскочил и посмотрел туда. За дверью раздались злые голоса, и он побежал дальше. Заскрипела дверь и через мгновение за спиной призывно закричали. Вместо привычных слов летела какая-то тарабарщина, состоящая из резких гортанных звуков. Через пару мгновений к первому голосу добавились еще несколько, и Чеслав припустил что было сил. Спереди тоже раздался шум, из-за очередного коридора выскочил еще один солдат в черно — синем оттопыривающемся наряде. На его темном лице не было носа, а губы выделялись бледно — синим цветом. Он кинулся к Чеславу, вытягивая из-за спины кривой клинок, но снова щелкнула тетива небольшого арбалета, и в левый глаз солдата воткнулось маленькое древко. Черноголовый пробежал по инерции еще несколько шагов, ноги его подогнулись и массивное тело обрушилось на мальчишку, придавив того к полу. Чеслав вскрикнул и заворочался, сталкивая с себя мертвеца. Голоса за спиной приблизились вплотную, послышался торжествующий возглас, и Чеслав, поняв, что сейчас попадется, не вставая, на четвереньках протиснулся в узкий ход, в котором он когда-то ставил ловушку. С той стороны кто-то яростно закричал и Чеслав постарался как можно быстрее отползти от узкой дыры. Ход начал расширяться, и через минуту он смог встать. Показалось светлое пятно входа, и Чеслав остановился. Он помнил, что снаружи много открытого пространства и опасности. Черноголовые брались именно оттуда. Кроме того, там не было еды и воды. Если идти все время вперед будет становиться все жарче, а если забраться на другую сторону гряды, наоборот будет холодать. Можно идти только вправо или влево, но везде будут черноголовые. Чеслав подошел к выходу и огляделся. Далеко слева, оттуда, где находился замаскированный вход в катакомбы, сюда бежали маленькие фигурки черноголовых. Оставаться больше не было смысла. Чеслав вышел наружу и, щурясь от солнца, побежал направо. Гряда высилась по правую руку почти отвесной стеной, уходя вверх на несколько сотен метров. Запыхавшись, Чеслав перешел на шаг и еще раз оглянулся. За ним вроде бы не гнались, только куда теперь идти? Зря он полез с этими ловушками… Хотя рано или поздно это должно было произойти, пусть в катакомбах множество лазеек, но когда-нибудь он всё равно бы попался. Уже и из взрослых три месяца как никого не осталось, чего уж о ребенке говорить. У ребенка есть правда одно преимущество — он может пролезть в самую узкую щель, куда ни один черноголовый не дотянется. Но теперь и это совершенно неважно. Людей больше нет, он остался один. Идти некуда. Хотя он все равно куда-то тащится. Спрашивается, куда?

Через час жутко захотелось пить, а еще через два и есть. Это если не считать, что была ночь, и хотелось спать. Чеслав недовольно посмотрел на обжигающее солнце, висевшее слева. Под ним не поспишь. Если только на другую сторону гряды не переберешься. Там-то всегда тень и прохлада. Хотя еды и воды все равно нет. Чеслав брел, в надежде найти что-нибудь вроде той пещеры, из которой он вышел, которая дала хотя бы укрытие от беспощадного жара, падающего с неба. Еще через пару часов ноги начали заплетаться. Запнувшись о камень, Чеслав растянулся на горячей земле. Лежать было куда приятнее, чем идти, и он не стал подниматься, только натянул на голову рубаху, чтобы не так пекло. Постепенно начало жечь спину, и мальчик перевернулся, подставив солнцу живот. Тот уже давно призывно урчал и новой напасти не обрадовался. Время шло, пустота в желудке ощущалась все острее, не давая дремать. Кожа на животе стала розовой, словно запекалась в духовке. Чеслав шумно вздохнул и сел. Надо было что-то делать, но что? Что он вообще делал все последние месяцы, после того как черноголовые нашли и каким-то образом вскрыли вход в убежище? Последним из взрослых в катакомбах поймали Семена и, оставшись один, Чеслав как робот продолжал делать то, чем они занимались до этого — ставил в коридорах ловушки из старых, пришедших в негодность батарей на какой-то там плазме. Если вырвать у такой батареи маленький квадратик, который дядя Семен называл стабилизатором, она взорвется при малейшем ударе. За то время что он ползал по подземельям в одиночку, не меньше сотни черноголовых подорвались на этих батареях. Но теперь у него не было старого семеновского схрона с батареями и едой, и не было узких ходов, в которых можно спастись. Больше не получится просто повторять, то, что делал дядя Семен. Надо придумать что-то свое. Чеслав огляделся. Что тут можно сделать, если вокруг пустыня? Мама говорила, что здесь до его рождения выращивали разные овощи и фрукты. Не в самой пустыне, конечно, но под грядой все росло. Пока не пришли черноголовые. Мысли плавно перетекли на мать. Когда все случилось, он не успел испугаться, просто бежал со всеми, а потом забился в один из ходов, недоступных для взрослых. Потом, когда он через несколько дней нашел дядю Семена и еще двоих, имен которых он не помнил, он понял, что мама умерла, но в голове это как-то не укладывалось, голова не хотела думать эту мысль. Все это как будто происходило не на самом деле, Чеслав иногда ждал, что вот он проснется, и жизнь пойдет своим, неспешным чередом. Но просыпаться было уже некуда, он остался один и разбудить его могли только черноголовые. Пока что он сам будил их, но теперь кончилось и его везение. Чеслав повел взглядом и вздрогнул, напрягшись. Справа, через марево дрожащего воздуха размеренно двигалась фигура. Присмотревшись, Чеслав расслабился — это шел один из обитателей пустыни, хотя старый Прох говорил, что они на самом деле не из пустыни, а из какого-то очень далекого места. Прох называл их ходящими сквозь стены, он видел когда-то, как один из этих зашел прямо в скалу. Может попросить его о помощи? Прох говорил, они ни на кого не обращают внимания, ни на людей, ни на черноголовых. Просто идут куда-то и все. Но делать все равно нечего.

Чеслав встал и пошел навстречу. Пустынник был около полутора метров росту, весь покрытый темно — коричневыми костяными пластинами, покрытыми пылью и изборожденными мелкими царапинами. На темном лице не было ничего, кроме огромных глазниц, в каждой из которых мог поместиться кулак Чеслава. Глаза, правда, были совсем маленькие, еле заметные точки у переносицы, или того места, где у человека должна быть переносица. У пустынника не было ни носа, ни рта, нижнюю часть лица, как и тело, закрыли пластины, соорудив подобие маски. Несмотря на грозный вид темных доспехов, от фигуры пустынника веяло старостью и безнадегой. Наверное, это от того, что шел он сгорбленный, медленно передвигая ногами, как обычно ходят дряхлые старики.