Горсть патронов и немного везения
Шрифт:
— Не знаю я никакого Беса! — сказал подозрительно. — Ты это о чем?
— О Грише Потоцких, которого ты гэбэшникам сдал! О Звере, за которого тебе сибиряки пасть порвут. О дочери твоей, которая тебе разве что как «ключик» от сейфа нужна и о которой ты никогда не заботился. Зачем тебе деньги, урка с водокачки?! Зачем ты свой предпринимательский талант по ветру развеял?! Чтобы кабак за тобой на зону приплыл?.. Так тут ума много не надо, не ты первый! Тебе и нужно-то было всего сто баксов, чтобы нажраться в кабаке, а ты — сто миллионов!.. Самолюбие свое тешишь?.. А ну как братва твоя узнает, что ты с
— Брешешь, падла!! — Ямковецкий налетел на меня, как вихрь на одуванчик. Я даже порадоваться за свой оправдавшийся расчет не сумел.
Пока я вешал ему лапшу на уши, мне удалось распугать веревку на руках, я вскочил, когда между нами оставалось полтора миллиметра, и ударил его под дых. Сделал я это опрометчиво, потому что когда на мой удар нарывались мастера первых трех данов таэквондо, поединки прекращали за явным преимуществом, а тут — урка гнилой, в тюрьмах выморенный. Он рухнул, даже не крякнув от досады, даже воздуха ртом не схватив.
Все, что можно было забрать из его карманов, я забрал: револьвер «бульдог», тысячу пятьдесят долларов, мое удостоверение частного детектива. Где-то оставался «Макаров», у жабоподобного — мой сотовый телефон, но в кают-компании я этого не нашел, задача осложнялась.
Смесь белого кахетинского с армянским коньяком привела его в чувство. Извиваясь, как угорь на льдине, он встал на четвереньки, тряхнул головой и посмотрел на меня мутными глазами.
— Сейчас ты меня отсюда выведешь, кавалер Боря, — помог я ему подняться рывком за уши. — Тебя на этапах как учили?.. «Шаг в сторону, прыжок вверх — попытка к бегству!» Вспомнил?.. Выведешь, прикажешь вернуть мне мой табельный пистолет, а также телефон, по которому я вызову конвой для твоего дальнейшего сопровождения.
Я подтолкнул его стволом в спину. Дойдя на полусогнутых до двери, он уперся в переборку широко расставленными руками:
— Стой… Стой, Столетников… Сколько тебе Майвин платит?
— Майвин мне платит, как кровь из зубов выдавливает. А с тебя я денег и вовсе не возьму, так что не старайся. Ничего, добавят тебе за побег и за все прочие делишки, которые суд своевременно не учел, — глядишь, и откупишься. А станешь со мной шутки шутить — я тебя застрелю однозначно. Пошел!..
Чтобы не продолжать этого нелицеприятного разговора, я сам провернул ключ в замке и распахнул дверь.
Мы вышли на палубу, как старые добрые друзья. На носу, на корме, на мостике стояли, сидели и лежали, греясь на солнышке, нанятые Ямковецким «быки» из останкинских или люберецких — мне было в тот момент, ей-Богу, все равно, кто они и откуда. Думаю, каждый из них тоже получал от Ямковецкого баксов по сто двадцать, как я от Майвина, так что мы друг друга поняли: они сделали вид, что ничего не происходит, а мы с Ямковецким — что только что пили на брудершафт.
На тросах лебедки справа по борту висела маленькая моторная лодка с надписью «Кархародон», сделанной каким-то шутником:
— Зелень! — обратился к жабоподобному Ямковецкий. — Отдай ему «трубу»!
Зелень подошел (или подошла? ну как, спрашивается, жить с такой бесполой кличкой?) и протянул мой телефон.
— Пушку! — потребовал Ямковецкий.
Охранники растерянно переглянулись.
— Пушку! — повторил я приказ главаря.
Ямковецкий кивнул. Этого оказалось достаточно, чтобы мой «ПМ» № 019732 отыскался в кармане «носового». Я проверил обойму.
— А «маслята»? — спросил, обнаружив пропажу.
«Носовой» снова посмотрел на Ямковецкого.
— Отдай, — поник тот головой. И добавил, что показалось мне оскорбительным: — Свои.
Горсть патронов перекочевала ко мне в карман.
— Пойдем передохнем, Боря! — обнял я за плечи обмякшего Ямковецкого, опасаясь, как бы потом не пришлось искать его баграми.
Он двинулся в направлении капитанской каюты. Несколько пар глаз провожали нас напряженными взглядами. Развитое шестое чувство и отменное боковое зрение позволяли мне контролировать ситуацию, но если бы за бортом вдруг всплеснула рыбина — это послужило бы командой «К бою!». Шли мы инсепарабль, как близнецы-братья, так что, в случае чего, продырявили бы обоих, но едва ли мне от такой компании стало бы легче.
В каюте спала Давыдова. Ямковецкий потрепал ее по щекам. Спросонья она не поняла, что происходит, уставилась на нас металлическими глазами.
— Не будете ли вы так любезны, Евгения Васильевна, принести нам по стаканчику бургундского из погреба? — попросил я.
Она посмотрела на Ямковецкого.
— Пошла вон! — перевел он и плюхнулся в глубокое кресло у иллюминатора.
Фыркнув, Давыдова ретировалась.
— Что в этом «чемодане»? — ткнул я револьверным стволом в стенной сейф,
— Не знаю.
— У кого ключ?
— У капитана.
— Зови капитана.
Он снял трубку с аппарата без номеронабирателя.
— Зайди! — не то приказал, не то попросил. — Дурак ты, — сказал мне беззлобно. — Сам не ведаешь, что творишь. Майвин тебя в живых не оставит, руки у него длинные. А за ним такие люди стоят, что никто тебе не поможет. Всю оставшуюся жизнь будешь в подполе прятаться, если уцелеешь. Дело все равно замнут, даже если понадобится сместить Генерального прокурора. И премьера, понадобится, подвинут…
— Ладно, хватит, ты мне надоел, кинг-спаниель, — отмахнулся я стволом. — На скамье подсудимых эти байки рассказывать будешь. Но отправлю тебя туда не я — я работаю на клиента, как ты уже, наверно, понял. А теперь дай-ка мне эту дискету!..
Отдавать то, что он называл «ключом от сейфа, где деньги лежат», ему очень не хотелось. Он сделал попытку обмануть меня — нехотя полез в карман, рассчитывая усыпить бдительность, а потом вдруг вскочил со звериным рыком и… заставил меня посадить его на место ударом револьвера по точке «тянь-ляо» (анатомическая топография: в центре ямки под отростком лопатки; основное действие: боль и временный паралич плечевого сплетения).