Горячая купель
Шрифт:
— Ты доволен, что сказал ему глупость? — спросил Грохотало у Жизенского.
— Я ведь сказал по-русски, — начал было оправдываться сержант, понимая, что допустил промашку.
— А если он знает русский язык?
— Все равно и так видно, что бандит первой марки.
— Сержант Жизенский! — взбеленился лейтенант. — Я накажу вас за излишнюю болтовню!
Жизенский удивленно посмотрел на лейтенанта, еще не понимая причины, вызвавшей небывалое раздражение. Он поправил чуб и пилотку, одернул гимнастерку, и без того великолепно заправленную,
Вернулся Чумаков. Он понял, что тут произошло, и укоризненно посмотрел на товарища.
— Поспешность, — продолжал лейтенант уже более спокойно, — нужна... далеко не везде. И хорошо, если этот самый Шмерке не понимает по-русски, если он уверен, что нам интересен его прицел, а не передатчик. А если понял, то, кроме его самого и его «прибора для определения светочувствительности пленок», нам ничего не видать.
— Да, плохо, друг, когда сначала скажешь, а потом подумаешь, — по-товарищески заметил Чумаков. — Одним словечком все порушить можно.
— Теперь-то хоть понял, — совсем спокойно заговорил Грохотало, — что твоя выходка может оказаться полезной для Шмерке?
— Как?
— Ничего не дошло. Ну, если мы ему дадим понять, что не догадываемся о назначении прибора, и отпустим на свободу, а немецкие товарищи продолжат наблюдение за ним...
— Ясно, товарищ лейтенант. Извините, — вспыхнул Жизенский.
— Тогда давайте сюда старика.
Старик в замшевых потертых шортах явился точно в том же виде, в каком встретился у подъезда, даже не снял с плеч еще больше горбивший его рюкзак, и трость все так же дрожала в его руке. Он со вздохом опустился на предложенный стул, потер ладошкой голое колено и глухим от волнения голосом произнес:
— По-моему, господин комендант, здесь произошло недоразумение...
— В чем?
— Я... я — бывший учитель естествознания, к тому же почти слепой. Теперь — садовник. Я совсем не собирался на ту сторону: мне нечего там делать.
— Так зачем же вы оказались у самой линии?
— Не видел, господин комендант, не видел! Я собирал растения для гербариев и совсем случайно забрел туда.
Старик говорил так искренне, что нельзя было не поверить ему.
— Что ж, покажите ваш паспорт.
— К сожалению, у меня нет с собой никаких документов, — развел руками старик. — Да их и не надо, — вдруг встрепенулся он. — Я ведь из соседней деревни, что расположена к югу отсюда. Только потрудитесь, пожалуйста, свериться. Там меня все знают. Да и в этой деревне у меня много знакомых.
Он торопливо начал перечислять фамилии жителей Блюменберга и среди них назвал Карла Редера.
— Карл Редер? Здешний бургомистр?
— Да, да, да! — обрадовался старик.
— Тогда все проще простого. Идемте к нему.
Старик заметно оживился, но по дороге к бургомистру он был сильно взволнован и не мог связно вести разговор. Грохотало нарочно немного отставал от него, чтобы убедиться, знает ли он, где живет Редер. Старик,
— О, здесь недалеко, здесь совсем близко!
Как ни был расстроен Карл Редер многими заботами дня, но, взглянув на вошедших, расхохотался молодо и звонко:
— Дружище Шпигель! Откуда ты свалился? Уж не закатился ли сослепу к англичанам?
— Вот именно, дорогой Карл, вот именно, чуть не попал к англичанам.
— Эх, старик ты, старик! Сидел бы уж лучше дома, коли не можешь отличить белое от черного.
— Да я, кажется, и ушел недалеко, а попал вон куда. А тут еще два молодых человека показали мне на цветочное место, я и пошел туда... Теперь устал так, что не знаю, как домой доберусь.
— Извините нас, дедушка Шпигель, — сказал Володя и, подсев к столу, написал несколько слов Чумакову. — Вот возьмите эту записку и отдайте на заставе любому солдату. Тот фельдфебель, что был со мной, собирается ехать в Нордхаузен, он вас довезет.
— Спасибо, господин комендант, спасибо! — кланялся Шпигель, принимая записку и пятясь к двери.
— Ну, а теперь мне надо связаться с полицейским управлением. Кажется, не все такие, как Шпигель, нам попадаются. — Володя рассказал Редеру о задержанном Шмерке и в заключение добавил: — У нас нет возможности заняться в дальнейшем деятельностью этого господина, а она, кажется, очень интересна. По-моему, будет полезно отпустить его на волю. Умелое наблюдение за ним позволит узнать многое. Тем более, что Шмерке, пожалуй, твердо уверен в нашей глупости и неосведомленности. Если полиция возьмет дальнейшие заботы о Шмерке на себя, мы с удовольствием разрешим ему обмануть нас. А он только этого и хочет. Так что все будут довольны.
— Сейчас же схожу и позвоню.
— Ну, а что решили на собрании о земле?
— Эх, земля, земля! — сокрушенно вздохнул старик. — Кругом земля, а земли нет. И так-то ее мало, да и той как следует пользоваться не приходится... Клевер решили убирать и землю отдать хозяевам свободную, а рожь и другие культуры придется ждать до осени... Не губить же все это добро! — выкрикнул Редер, будто лейтенант возразил ему. — Посмотрели бы вы, какое это было собрание! Наверно, с самого потопа в нашей деревне такого спора не бывало.
— А к переговорам с бургомистром из Либедорфа вы готовы?
— Конечно, готов. Как решило собрание, так и будем договариваться.
16
Еще до восхода солнца лейтенанта разбудил Жизенский, дежуривший по заставе, и сообщил: с ним хочет видеться какой-то человек.
Вошел скромно одетый юноша, ладно сложенный, лет двадцати-двадцати двух и положил на стол документы. Это был посланник полицейского управления. Шмерке во время вчерашнего допроса назвал своим местом жительства большой рабочий поселок, расположенный на пути к городу. Это подтверждалось и его паспортом.