Горячее лето 42-го
Шрифт:
– Что делать, что делать? Вон, в кусты беги скорей. Да пошустрей там, а то мне еще назад топать. Итак, всю ночь, по вашей милости, не спал. Не дают покоя, ни днем, ни ночью!
– недовольно пробурчал наш провожатый.
– Ну, чего застыл, как статуя? Быстрей давай! Время пошло!
Брат рванул к ближайшим кустам, но, не добежав до них, развернулся и поскакал обратно.
– Ты чего? Перехотел что-ли?
– сержант начинал терять терпение. Это угадывалось по его суровому голосу.
– Товарищ сержант! А бумажечки нет у вас случайно, ну или там, газетки какой-нибудь ненужной?
– Какой бумажечки?
Колян умчался в кусты. Зиновьев достал из кармана гимнастерки кисет и газету. Оторвал клочок газеты себе, мне и даже Витьку пытался угостить табачком, но тот замахал руками и вежливо так отказался - мол, некурящий я, спасибо большое.
Пришлось пояснить:
– Он у нас некурящий. Спортсмен-разрядник! Нормы ГТО все сдал, только на хорошо и отлично. Все правильно Витек, дыши лучше свежим воздухом. И тебе хорошо и нам приятно!
Скрутив папироску, сержант достал из кармана зажигалку - блестящую, никелированную, скорее всего трофейную. Мы с ним прикурили и присели под дубом, в холодке.
– Ты откуда родом, - я постарался затеять разговор, - а то все по фамилии, да по званию. Неудобно как-то.
Зиновьев посмотрел на меня, не спеша затянулся, выпустил дым и сказал:
– Родом я из Саратова, а зовут меня Михаил Евдокимович. До армии переехал в Камышин. Слышали, наверное, есть такой город на Волге.
– Слышали, а как же, даже побывать довелось раза два. Правда проездом, - поспешил сообщить Зиновьеву неугомонный Витька и, не зная, что сказать дальше, замолчал. Сержант затянулся еще раз и продолжил свой рассказ:
– Учился в техникуме, подрабатывал грузчиком в речном порту. Потом в армию забрали. Служил в погранвойсках на западной границе, служба нравилась. После службы решил остаться на сверхсрочную. Потом - война. Ну а дальше, сами знаете что было.
И видимо, что-то вспомнив, замолчал, задумавшись о чем-то своём. Молчали и мы с Витькой, а что тут скажешь? Молчал Михаил недолго. Докурив, затушил окурок и стал крутить головой по сторонам, раздраженно задавая вопросы самому себе:
– Что-то долго он там возится. Канат проглотил, что-ли?
– и посмотрел на меня так, как будто я был в курсе, что же такое особенное сумел проглотить Николай.
– Сейчас мы поторопим его, Михаил Евдокимович, - заверил я сержанта. Быстренько потушил о каблук сапога "козью ножку". Встал и направился к тем кустам, где по моим расчетам скрылся братец Коля.
Зайдя в кусты, я уж было хотел окликнуть "засранца", чтобы не навалил еще больше с перепугу, как вдруг, увидел его, вполне себе в штанах. Стоял он на коленях, спиной ко мне, и осторожно раздвигая кусты руками, что-то внимательно высматривал.
Немного озадаченный его позой и занятием, я решил "подколоть" брата и уж было, почти открыл рот, как Колян быстро повернулся ко мне, приложил палец к губам и прошипел:
– Тихо ты! Пригнись! Да тише, тебе говорят! Иди сюда, Андрюха, глянь, чего творится!
Ничего не понимая подхожу, присаживаюсь рядом на корточки и внимательно смотрю через кусты туда, куда Николай показывает пальцем. Вижу такую картину - группа бойцов Красной Армии (судя
– Ну и что? Ты дела свои поделал? Не видишь что-ли, отдыхают люди, тем более командир у них свой есть, значит и нефиг к ним лезть. Пошли, давай, хорош тут по кустам шариться. Там сержант наш нервничает очень, ему еще нас пристроить надо, а потом еще назад тащиться, по такой жаре. Пошли, Колян!
– Да погоди, ты!
– брат схватил меня за локоть и зашептал прямо в ухо, - Андрюха! Это немцы! Я тебе точно говорю, натуральные фашисты!
Я посмотрел на него с сочувствием:
– Коля! Ты что, на солнышке перегрелся? Я все понимаю - ночь была колготная, жара и все такое, но разуй глаза - где ты тут немцев увидал? Это же наши бойцы!
Теперь пришла очередь брата, смотреть на меня с сочувствием:
– Да какие наши! Слушай, брат, я не перегрелся и с мозгами у меня все в полном порядке! Короче. Я пришел, дела свои быстро сделал, только штаны натягивать стал, слышу - голоса какие-то. Ну, я гляжу, эти "наши" несут носилки. На них, похоже, раненый лежал. Положили они его в холодке, а этот "командир", подозвал к себе тех, что носилки принесли. Переговорил с ними, потом нож из сапога достает и этого, на носилках которого - бац! И готово!
– Чего - бац? Чего готово?
– Чего, чего! Зарезал он его! Вот чего!
– Как зарезал?
– Натурально так, насмерть! Он его прикончил - так понятно?
– Да ничего мне не понятно! Ты чего, Колян, плетешь?
– Да ничего я не плету! Не тормози, Андрюха! Ты сам прикинь - наши раненых не добивали. А этот хворый или раненый, для них, похоже, обузой был. Вот они его и кокнули! Диверсанты это немецкие. Теперь понял, что к чему?
Тут я стал соображать потихоньку. Вижу - брат, как будто, в себе. Излагает вполне логично. Перевожу взгляд на "шпионов" и вижу - те трое перекурили уже. Двое берут саперные лопатки и начинают, в темпе вальса, копать могилку для безвременно почившего товарища. А третий подошел к "командиру" и завязал оживленную дискуссию. Похоже, они о чем-то спорили между собой.
Ну, дела! Час от часу не легче! Этого нам только сейчас и не хватало для полного счастья! Говорю брату:
– Коля! Дуй пулей к сержанту, расскажи ему о том, что ты здесь наблюдал. И это. Если из наших бойцов кого-нибудь увидите, всех сюда заворачивайте. Надо брать этих "наших", пока не смылись и доставить куда следует. Там разберутся - кто есть кто на самом деле.
– Ага! Ясно! Ты пока посмотри за ними, я мигом!
– прошептал брат и рванул с низкого старта.
Елки зеленые! Приключения продолжаются! Ладно, что-нибудь придумаем. Ведь безвыходных положений не бывает. Наверное. Чем там, кстати, "шпионы" занимаются?