Горячий ключ
Шрифт:
Но они каким-то непостижимым образом умудрялись удерживаться на скользком льду. Хотя при каждом шаге сердце у Павла замирало и он в душе проклинал себя за трусость.
На эти неполные сто метров до-озера у них ушло более часа. Последние десять — двенадцать метров шли вообще по отвесной стене. Дмитрий вбил в трещины скалы крючья и пропустил через них веревку, держась за которую следовало спускаться. Теперь они двигались в обратном порядке: Павел был впереди, а Дмитрий страховал его сверху. Он обмотал Павла веревкой так, что получилось что-то наподобие петли,
— Держись все время лицом к скале. Отталкивайся от нее ногами, но не допускай вращения…
Павел был вне себя от радости и облегчения, когда вновь почувствовал под ногами землю, — альпинизм явно не был его призванием. Он бы предпочел изучать горы с высоты птичьего полета, а не собственной задницей.
Синяев спустился без особого труда. Оказывается, иной раз гораздо безопаснее и удобнее бездумно следовать инструкциям, отметил Павел, наблюдая, как Синяев скользит по веревке с совершенно отсутствующим выражением лица. Но мысли исчезли у него не только с лица, в голове их, видимо, тоже не осталось. Синяев вел себя как робот, но, в отличие от него, подзаряжался не от батарейки, а от тумаков, которыми его исправно наделяли спутники.
Последним спускался Незванов. Его никто не страховал. Когда до земли оставалось метра три, крючья выскочили из трещин, и Дмитрий, сорвавшись, тяжело упал на мешанину из камней и снега вместе со свившейся в кольца веревкой. Павел помог ему подняться.
— Как ты?
Дмитрий, шатаясь из стороны в сторону, проговорил, задыхаясь:
— Крючья, где крючья? Попытайся найти их.
Павел пошарил в снегу и нашел три из четырех крючьев. Один, как он ни искал его, куда-то запропастился. Дмитрий мрачно усмехнулся:
— Падать мне не впервой, но на этот раз обошлось синяками. И главное, хорошо, что упал, а то пришлось бы оставить крючья в скале, а они еще нам пригодятся. А вообще-то надо держаться подальше от скал — без кошек нам по ним не пройти.
Павел и сам до самых глубин своей души был согласен держаться подальше от скал, но вслух ничего не сказал. Только подобрал веревку. Закрепил ее одним концом на поясе и из-под ладони посмотрел на перевал, столь же далекий и недосягаемый, как и утром.
Дмитрий проследил за его взглядом, перехватил покрепче ледоруб.
— Идем дальше, время не терпит.
Он опять шел первым, прощупывая путь ледорубом. Павел обратил внимание, что он сократил интервалы в связке и удвоил веревку. Теперь они шли на достаточно близком друг от друга расстоянии, и Дмитрий все чаще и чаще подгонял Синяева, так как тот опять стал отставать, отчего веревка постоянно натягивалась и задерживала Незванова.
Они давно уже шли не по прямой, то и дело обходя скальные стенки, огромные нагромождения камней, внушительные трещины или просто ледяные катушки, которые почему-то никаких ассоциаций с детством не вызывали. Часто приходилось возвращаться и искать более удобные и безопасные проходы между скал. Однажды, когда они добрых полчаса блуждали в лабиринте из камней и льда, Павел вдруг потерял всяческую ориентировку
Где-то на середине пути к перевалу, поел? нескольких бесплодных попыток обойти очередную трещину, Дмитрий подвел своих спутников к ее краю и объявил:
— Перебираться будем здесь. Другого выхода нет.
В этом месте находился нанос снега, соединивший два края трещины, — узкий и ненадежный снежный мостик. Павел заглянул вниз и невольно отшатнулся: дна он не увидел. Дмитрий проговорил за его плечом:
— Снег нас выдержит, если мы будем ползти, чтобы распределить вес на большую площадь. Тебе придется идти первым.
Синяев в смятении уставился на хлипкую снежную перемычку:
— Я не пойду на ту сторону. Что я, с ума сошел?
Павел, хотевший было сказать что-то подобное, услышав эти слова от Синяева, устыдился своего малодушия.
— Ты будешь делать то, что тебе приказывают! — рявкнул он, адресуя эту фразу не столько Синяеву, сколько самому себе.
Дмитрий опять удлинил интервалы в связке, чтобы каждый мог спокойно преодолеть четырехметровое расстояние, и Павел первым подошел к трещине.
— Не на коленях, а по-пластунски, — приказал Дмитрий.
Павел почувствовал, что каждая жилочка в нем натянута как струна, готовая вот-вот лопнуть от перенапряжения. Он лег на живот и, вспоминая, чему его учили в армии, извиваясь, пополз. Он двигался вперед и видел, как по краям перемычки с шелестом осыпается и пропадает в пропасти снег. Сзади него вилась веревка, но он представлял, с какой силой его шибанет о скалы, если мост рухнет. И все-таки постарался не показать свою радость, когда ощутил себя на другом краю трещины, где некоторое время лежал, задыхаясь и обливаясь потом. Затем встал на колени и помахал рукой оставшимся на противоположном краю.
— Все в порядке? — спросил Дмитрий.
— Как в аптеке, — ответил Павел и вытер пот со лба, такой обильный, каким не потел даже в бане.
Теперь была очередь Синяева переползать над трещиной, но он, затравленно глядя на мост и отступив на шаг назад, истошно прокричал:
— Какого черта! Сюда вы меня не загоните!
— Тебя же, идиот, страхуют с двух сторон веревками, — сказал спокойно Павел, — ты и захочешь свалиться — не свалишься. Правда, Дима?
— Конечно, — подтвердил Незванов и подступил к Синяеву, — давай, не тяни время!
Но тот отскочил еще дальше и выставил перед собой ладони, словно защищаясь от нападения. Павел сплюнул на снег:
— Ладно, черт с ним! Перебирайся сюда, а этого придурка оставь на той стороне!
Синяев закричал еще истошнее:
— Вы не должны бросить меня! — Он схватил Дмитрия за грудки. — Вы обязаны…
— Ничего мы тебе не должны и ничем не обязаны. — Дмитрий оторвал его от себя. — Последний раз предупреждаю: или ты сейчас ползешь, или…
— Господи! — Синяев перекрестился и подошел к трещине. На его лице был написан такой нечеловеческий ужас, что на мгновение Павлу даже стало жаль его.