Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
Через три часа я уже в Красноармейске, где будет митинг. Широкая площадь завешана кумачом, транспарантами, плакатами. Тысячи людей. Но я сразу нахожу своих — Ускова, Слепуху. Усков стоит у трибуны и молитвенно шепчет губами — штудирует речь. Слепуха стоит рядом, приговаривает:
— Не робей, не волнуйся. Будет порядок.
Спрашиваю:
— Где «Уралец»?
— Увезли. Скоро и мы поедем.
— Куда же?
— Сначала в отпуск. Путевку дали.
— Я в Москве слышал, будет большое награждение. С вас магарыч.
Слепуха смеется:
—
Жара стоит страшная, но митинг идет своим чередом. Больше всех достается музыкантам, они дуют в свои инструменты, и кажется, медные трубы обливаются потом.
Министр речного флота прочитал по бумажке речь. Пожилой казак благодарит: поднял над трибуной сноп пшеницы, выращенной на орошенных землях. Мы налетели на сноп, урвали по колоску. Усков прочитал речь без запинки, пожимали ему руки.
Кинооператор говорит:
— Митинг надо снимать вначале, пока еще слушают. Потом можно только крупные планы.
Вдруг выясняется, что у Слепухи и Ускова только по одному пригласительному билету на теплоход, который первым пройдет по каналу. Без жен они не хотят ехать, предлагают билеты мне.
— А вы «орел» или «решка», — говорю я, — кому достанется.
Досталось ехать Слепухе. А мы с Усковым отправились на водораздел, стояли на крыше большого шагающего, кричали, махали шапками, когда теплоход проходил мимо. Мне даже показалось, что я вижу на палубе Дмитрия Слепуху…
6
Это началось в субботу, солнечным сентябрьским утром. Он сидел за столом и пил чай, гадая про себя, как лучше провести свободный день, может быть, поехать с Юриком на катере по каналу…
Жена включила радио. Передавали последние известия из Москвы.
— Указ Президиума Верховного Совета СССР «О присвоении звания Героя Социалистического Труда строителям Волго-Донского судоходного канала имени Владимира Ильича Ленина».
Слепуха отодвинул стакан, прислушался.
— Александрову Александру Петровичу, — говорил диктор, — начальнику Красноармейского строительного района…
Слепуха два года копал землю в этом районе и хорошо знал Александрова.
— …Елисееву Василию Ивановичу…
Да это же бульдозерист Вася Елисеев, вечно смеющийся, напористый паренек!
Диктор продолжал говорить торжественно-спокойным голосом, перечисляя хорошо знакомые Дмитрию имена, с одними он не раз встречался, о других слышал.
— Слепухе… — произнес диктор.
Его собственное имя, произнесенное так торжественно, показалось ему чужим, не относящимся к нему, Слепухе Дмитрию Алексеевичу, старшему мастеру экскаватора Водораздельного строительного района, как говорил диктор…
Он поднялся со стула, с минуту напряженно глядел на репродуктор. Диктор продолжал говорить, но он уже ничего не слышал. Слова слились в сплошной басовый гул. Он посмотрел на жену, та не выдержала и бросилась к нему на грудь…
Внешне
— Нам экскаваторщики сейчас не нужны. Все штаты укомплектованы.
— Очень жаль, — ответил Слепуха и пошел к двери.
Они уже дошагали до пристани, строя обширные планы на будущее: «Поедем в Среднюю Азию копать канал или в Сибирь на стройку, нас теперь ничем не запугать», — когда их разговор прервал человек, выскочивший из подъехавшей машины. Слепуха узнал кадровика, с которым только что разговаривал в кабинете.
— Почему не сказали, что вы Герой? — спросил кадровик, подбегая к нему.
— Зачем же я буду себя рекламировать? Я экскаваторщик: в документах об этом сказано. — Слепуха был как будто прежним, но в то же время он стал другим, еще более спокойным и сильным.
— Садитесь в машину, поедем.
— Нас же двое. Селиверстов тоже работать хочет.
— Садитесь оба.
— Но я, учтите, не Герой Труда, — сообщил Иван.
— Орден, правда, и у него есть, — подхватил Слепуха.
— Садитесь, садитесь.
— У вас же мест нет?
— Есть, есть, — поспешно и виновато пояснил кадровик. — Экскаваторщик Анохин, слышали? Ему дело на алименты пришло, так он удрал третьего дня. А хотите, дадим вам совершенно новую машину…
— Кажется, он удрал вовремя, — заметил Слепуха с усмешкой.
На другой день он ходил по участкам. Его увидел главный механик, посадил в «Победу», привез к разгрузочным путям и показал на длинный ряд платформ.
Здесь, за Волгой, все казалось будто новым, лишь бескрайняя степь походила на ту, какая была за Доном три года тому назад, когда Слепуха приехал в Калач. И все, что начиналось наново, чем-то повторяло то, что было на Волго-Доне в начале строительства. И занимался он будто похожими делами. Но сам Слепуха не был прежним. Будучи глубоко убежденным в закономерности случившегося, он вместе с тем был уверен — все, что делал он прежде, на новой работе не может повториться просто: грош цена будет тогда ему. Все теперь должно быть новым и лучшим. Однако каким оно будет, Слепуха не знал.
Больше всего ему хотелось очутиться за рычагами машины, начать крошить, рубить, загребать неподатливую землю, чтобы ощутить свою власть над ней. Но разобранная машина была пока мертва.
Рано утром его разбудил осторожный стук. Недоумевая, кому он нужен в такую рань, Слепуха открыл дверь и от дежурного по управлению узнал: вызывают в Москву, в Кремль.
— Телеграмма еще ночью пришла, — словоохотливо объяснял дежурный, радующийся тому, что он тоже имеет отношение к этому событию. Правительственная, с красной полосой. Срочно, написано, командируйте Героя Социалистического Труда в Москву. Главный механик подписал приказ. Как бухгалтер пришел, я сразу к вам…