Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
По-моему, и Акоп не заметил того, что сел на натуру. У табурета был отгул. А манекен уволился по собственному желанию.
Это означало, что мы меняли жанр. Живопись переливалась в слова. На столике явился кофе с интригующим запахом, свидетельствующим о наличии фамильного секрета. Крохотная чашечка казалась сбежавшей с холста, хотя я отчетливо помнил, что ее там не было.
Вопросов накопилось с избытком. Так не все ли равно, с какого начинать.
— Скажите, маэстро, каким путем совершается отбор натуры?
Мои слова перетекали в звонкоголосую армянскую речь, причем Меружан не забыл включить свою электронную технику. Черный прямоугольник магнитофона занял отведенное ему место на
Акоп казался невозмутимым. Ответ не заставил себя ждать, словно был составлен загодя.
— Я не думаю, что есть художники, которым до конца ясно, почему они пишут именно это или почему им нравится писать именно это. А ведь даже понимая подобные вещи, не так-то просто бывает ответить на некоторые вопросы зрителей. По завершении своего художественного образования я пережил глубокое отчаяние. У меня были любимые живописцы, и в их картинах я видел воплощение того, что мне хотелось бы сделать самому. Я мучился, ибо долгое время не знал, что же мне писать и как. Но наконец я увидел то, что искал, и был прямо-таки потрясен. Между мной и тем, что я видел, возник контакт. А увидел я вывешенный у нас на веранде пучок чеснока. Конечно, это не бог весть что, пучок чеснока, но я уже знал: мне открылось то, что мне так недоставало, что я мучительно искал. Я напишу картину, мою картину. Позже у меня всегда возникал такой контакт, я всегда что-то обнаруживал…
Пленка крутится, она не терпит пауз, времени для раздумий не остается.
— Маэстро, не могли бы вы рассказать о своей жизни?
— Моя жизнь не богата событиями. Иногда мне кажется, что она протекала где-то на стороне, пока я был занят поиском цвета и стоял у мольберта. Если вас интересуют факты, я подарю вам каталог, там имеется биографическая справка.
Итак, Акоп Акопян в цифрах и фактах, изложенных слогом каталога. Я следую вдоль другой жизни со скоростью бегущего по бумаге пера и коротких пауз для перекладывания страниц.
Акоп Акопян родился 24 мая 1923 года в Александрии на берегу Средиземного моря. С девяти лет учится в армянском пансионате на Кипре, Средиземное море со всех сторон. В 1941 году возвратился в Александрию, поступил на текстильную фабрику (надо помогать семье). Спустя три года переезжает в Каир, работает дизайнером, учится в свободных классах Высшей художественной академии. В юноше пробуждается страсть к рисованию, захватывающая его все сильнее. В 1952 году — ему уже 29 лет — отправился на выучку в Париж, Мекку художников.
1953 год. В городе Бухаресте проходит Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Картина, выставленная под псевдонимом Эмиль, получает вторую премию фестиваля. Автором картины был Акоп Акопян, и он передал ее советской делегации. Однако прошло еще девять лет, пока Акоп Акопян вместе с семьей смог перебраться на свою истинную родину, в Армению. С 1962 года он живет в Ленинакане. В 1967 году избирается депутатом Верховного Совета Армянской ССР. В 1977 году удостоен Государственной премии Армении и звания народного художника республики.
Все остальное время, как было сказано выше, стоял у мольберта. Выставки у художников засчитываются коллективные и персональные, это все равно как у писателя печатаются его произведения: в общем сборнике, где еще семь авторов под одной обложкой, или в персональном однотомнике избранных сочинений. Произведения вроде напечатаны те же, да переплет другой.
Статистика гласит, что Акоп Акопян принимал участие в 49 коллективных и персональных выставках. Конечно же, есть высшая мечта: дослужиться до собрания сочинений, это когда у художника открывается
Снова двигаюсь из зала в зал вдоль музейной стены. Сверкающие прямоугольники мирозданий обращены ко мне своими безмолвными лицами.
— Маэстро, хотелось бы услышать ваше мнение о том, каким условиям должен отвечать пейзаж, чтобы быть достойным для записи его на полотне?
— Меня всегда волновало сознание духовной связи с родиной, и я всегда стремился сделать эту связь ощутимой: жить на родной земле, постоянно общаться со своим народом, своей страной. Истинной целью моей поездки в Париж была мечта уехать оттуда на родину. Но в те годы мне не удалось осуществить мою мечту.
С самого начала после возвращения — я жил тогда в Ленинакане — я почувствовал: связь с родной землей должна осуществляться у меня через пейзаж, потому что чем ближе знакомился с армянской природой, тем вернее поддавался ее животворной и таинственной власти. Армения — страна горная, и я повсюду видел крутизну, подъемы, изломы линий, которые родственны по своему характеру людям подвижным, жизнерадостным. Характер Сарьяна, например, олицетворяет саму душу нашей природы. Таков и Минас (Аватесян), которому удалось по-своему, как никому до него, взглянуть на отчую землю. Оба эти художника являют для меня неповторимый в своей чистоте пример исконно армянского национального духа и характера. Мне трудно было поначалу приспособиться к армянскому пейзажу, мой характер был иным. Я принялся искать ландшафты, которые соответствовали бы складу моей натуры, а работая над пейзажами, строил их по горизонтально-вертикальной линейной схеме, способной выразить спокойное, наиболее статичное состояние.
— Статичное? А как же быть с тем напряжением, которое всегда присутствует в ваших пейзажах? Взять хотя бы ваш прославленный «Покой» (130x90) — но сколько в нем напряжения и тревоги. Что это: тревога покоя? покой тревоги?
Пленка трудится без пауз, с одинаковой бесстрастностью на обоих языках. Отвечает маэстро Акоп.
— Я почти никогда не знаю, что получится в конце работы. Разве я вправе навязывать зрителю свою волю, тем более собственные фантазии? Восприятие зрителя не может быть тождественным. Вы увидели в «Покое» тревогу. А для другого это будет казаться отдыхом после тяжкого трудового дня. Сначала я нервничал, если обнаруживал, что зритель видит в моей картине не то, что я хотел сказать. Значит, я плохо сказал, думал я. Зато теперь я спокоен, так как знаю: иначе быть не может. Про себя я также знаю, что и в этой картине не выразил конечного слова моей жизни. Значит, надо рисовать следующую.
Акоп щедро делится секретами своего знания, однако при этом рождаются все новые загадки, что лишний раз подтверждает первоначальный тезис о неисчерпаемости Акопа.
Который это секрет? № 43?
— Законный вопрос, — продолжал я, потягивая фамильный кофеек, и слова мои беззвучно наматывались на барабан. — Должен ли сам художник сознавать принципы и методы своей работы или они являются ему интуитивно?
— Не знаю, имею ли я право на ответ, — говорит Акоп. — На протяжении жизни я много и безуспешно бился над разными вопросами. Раньше я много думал о мире, о планетах и звездах, но сейчас я уже в том возрасте, когда пора признать, что у меня нет сил понять все это. И теперь я просто живу моей жизнью, пытаясь понять, что говорит мне натура: кусачки или перчатки.