Горящие сердца
Шрифт:
— Борис Петрович наметил Чегемское ущелье. Это так далеко от вашего аула... — И девушка неожиданно заплакала, припав головой к груди Назира.
Он растерялся: ему еще не приходилось иметь дело с плачущими женщинами.
— Перестань, Валюша, перестань, — твердит он, поглаживая ее по волосам, — сегодня у нас такой радостный день, не плачь, прошу тебя...
— Я не плачу, — отвечает Валя, и начинает плакать уже по настоящему, всхлипывая и вздрагивая.
Назир крепче прижимает ее голову к своей груди.
— Назир, —
— Оно горит, понимаешь, горит... У меня пожар сердца, Валюша... Помнишь, как у Маяковского... Я люблю тебя...
Валя обвивает руками шею Назира.
Как хорошо, что вокруг никого нет... Лишь вдалеке, на Комсомольской аллее, маячат фигуры отдыхающих. У каждого возраста свои заботы. Пожилые люди, пытаясь вернуть ускользающую молодость, степенно совершают свою утреннюю прогулку или бегают по аллее мелкой трусцой. Какое дело Вале и Назиру до них, а им — до молодых влюбленных, застывших в тесном объятье на тенистой садовой скамейке!
Парень целует девушку, она вырывается из его рук, но не бранит его, а только говорит:
— Пошли... Засиделись... Покажи мне парк.
— Ладно, — Назир неохотно поднимается со скамьи. — Сегодня до вечера — я в твоей власти. Приказывай.
— Ты что, собираешься сегодня уехать?
— Работа, Валюша. Что делать? Но до вечера еще далеко.
— А потом что — Чегемское ущелье?
— Забудем о нем сегодня. Все же это не Москва, правда? Найдем какой-нибудь выход.
Так, смеясь, грустя и по временам останавливаясь, чтобы потеснее прижаться друг к другу, дошли они наконец до канатной дороги. Перед ними расстилалась озерная гладь.
— Что, дорогой мой, дорога сегодня работает? — Валя слегка краснеет: она впервые назвала его дорогим.
— А как же! Вчера вечером я специально приходил сюда и просил, чтобы сегодня ее непременно пустили — ради приезда моей Валечки. Только сейчас еще рано: солнце еще не согрело Кизиловку, не высушило росу — у тебя ножки промокнут.
— За такую заботу — спасибо тебе, мой рыцарь.
— Служу моей даме...
Озеро лежит тихое, не шелохнется. Четко, как в зеркале, отражаются в нем растущие на его берегах деревья. Линия канатной дороги, отражаясь в воде, напоминает нитку, а кресла, висящие на канате, — перстни. Но вот на блестящей поверхности озера промелькнула тень большой птицы. Валя подняла голову — над озером кружил орел.
— Милый, молчи, мы вспугнем его, — шепчет девушка.
— Но он высоко, и ему до нас нет никакого дела.
— Молчи, прошу...
Долго стояли они, обнявшись, наблюдали полет двух орлов, одного в небе, другого — в зеркале озера... Потом, будто не желая мешать им, огромная птица улетела в сторону Долинска.
Медленно кружа по парку, Назир и Валя прошли мимо аттракционов и направились к курзалу. Теперь отдыхающие стали чаще попадаться на их пути. Валя с Назиром не обращали на них
— Не устала?
— Что ты! Мне кажется, я могу сейчас пешком дойти до Дыхтау. Только бы с тобой вместе...
— Не проголодалась?
— Нисколько. Я сыта воздухом. — Валя засмеялась.
— Ошибаешься, дорогая. На нашем воздухе аппетит лишь разгорается...
Валя расспрашивает Назира о старом Ачахмате, об Ариубат, Асхате, Ахмане. Назир подробно рассказывает ей о них. Известие о том, что Ахман сильно пьет, огорчает ее, Назир говорит, что, по слухам, парень начал выправляться. Стали вспоминать день их первого знакомства.
— Помнишь, что ты сказал мне, когда Азамат познакомил нас? — спрашивает Валя.
Назир, разумеется, очень хорошо помнит, но ему приятно услышать это еще раз из Валиных уст.
— А что я сказал тогда?
— Сказал, что писем писать не будешь, а все, что захочешь мне сказать, будешь передавать устно. Ну, почему же ты не выполняешь своего обещания, почему молчишь?
— Я не молчу, а все время повторяю: дороже тебя у меня нет никого на свете.
— А был кто-нибудь раньше?
— Никогда.
— Поклянись.
— Чем же?
— Чем хочешь, иначе не поверю.
— Но ведь клятва — это тоже слова. Неужели, не веря словам любви, ты поверишь словам клятвы?
— Я верю тебе, Назир, верю во всем... Знаешь, это ведь из-за меня Борис Петрович решил ускорить наш приезд на два дня.
— Я бы, наверное, умер от тоски, если б нужно было ждать еще два дня.
— Правду говоришь?
— Клянусь!
— Вот ты уже клянешься. А ведь не хотел... Ты ведь тоже сразу понравился мне. Еще при первой нашей встрече...
— Чем же?
— Не знаю. Может быть, свободной, непринужденной манерой говорить. Может, тем, что ты сразу показался мне иным, не таким, как другие. Я тогда сравнивала тебя с Николаем...
— Все никак не можешь забыть Николая,
— Перестань!
— Ты же сама заговорила о нем.
— Прости.
— Считай, что уже простил, — улыбнулся Назир, — видишь, как быстро я исполняю твои желания. Говори еще, я слушаю...
— Полюбуйтесь-ка на него! Как ему нравится слышать о себе приятное...
— А кому это не нравится?
— Кто вас, парней, знает? Нам, девушкам, это очень даже приятно. Особенно когда нам говорят такие вещи ребята, которые и нам небезразличны.
Так дошли они до курзала в Долинске. По пути фотографировались вдвоем у бродячего фотографа. Тот, видимо, понимал, что имеет дело с влюбленными и все время многозначительно улыбался, стараясь выбрать наилучшее освещение и поворачивая их то в одну, то в другую сторону. Карточки обещал прислать Назиру домой...
Солнце уже припекало.